«ПУТНИК» ВАСИЛИЯ ГРИГОРОВИЧА-БАРСКОГО
В сокращенном изложении Андрея Платонова
Миккели
2025
ПРЕДИСЛОВИЕ
Уже скоро три столетия записки Василия Григоровича-Барского привлекают внимание читателей.
Василий родился 1 (12) января 1701 года, вероятно, в Киевской Печерской слободе, куда семья его отца шляхетного купца пана Григория Григоровича, чей род происходил из подольского города Бара, переселилась на рубеже века. В 1710 году в Киеве была моровая язва, заставившая их, как и многие другие семьи, покинуть город - «выйти в поле». Около 1712 года семья обосновалась в Нижнем городе — Киево-Подоле, где находились и Братские школы (Киево-Могилянская академия).
На протяжении примерно 8 лет Василий обучался в Академии, перейдя в предпоследний, философский, класс, когда болезнь ноги заставила его прервать учебу. Учился одновременно с будущими писателями и государственными деятелями С. Тодорским, С. Кулябкой, М. Козачинским.
В июле 1723 года начинается его путь, растянувшийся на 24 года. Вместе со своим приятелем Иустином Леницким, братом епископа Варлаама, Василий отправился во Львов (Речь Посполитая), потому что хотел вылечить свою больную ногу и «имел охоту видеть чужие страны». В начале 1724 года приятели поступили в иезуитскую коллегию под видом униатов. Когда обман раскрылся, приятелей исключили. Хотя исключение вскоре было отменено по распоряжению архиерея, возник план дальнейшего путешествия. В 1724 году путешественники через Словакию, Венгрию и Австрию направились в Италию с целью поклониться мощам Николая Мирликийского в городе Бари, посетив по пути Рим, Неаполь, Венецию, Болонью и Флоренцию.
В 1725 году, разлучившись с Леницким, Василий отправился на Афон. Его сопровождал бывший архимандрит Тихвинского монастыря Рувим Гурский, доверенное лицо царевича Алексея Петровича, бежавший из России после начала следствия по делу сына Петра I. Не добравшись до Афона, Гурский умер. В 1726—1728 годы Василий странствовал по Палестине, посетил Иерусалим, Иордан, побывал на Мертвом море, затем направился в Каир, осмотрел Синайский монастырь и через Суэц, Дамиетту, Бейрут и Триполи добрался до Дамаска, а затем вновь отправился на Синай и в Палестину. Во время путешествия по Ливану, в 1728 году посетил Монастырь Илии Пророка в Эш-Шувейре. В 1729—1731 годы жил в Триполи, где изучал старо- и новогреческий язык и литературу, философию, логику, естественные науки, а во время каникул посетил Александрию, Кипр, Сим, Самос, Хиос, Патмос.
В 1734 году в Дамаске патриархом Антиохийским Сильвестром, пострижен в монашество с сохранением имени Василий и посвящен в иподиаконы. С октября 1734 по апрель 1735 года, по просьбе архиепископа Кипрского Филофея, преподавал на Кипре латинский язык в местной школе, жил на архиепископском подворье. С 1736 по 1743 год жил на острове Патмос, где продолжал изучение языка, логики и метафизики и одновременно преподавал латинский язык в знаменитом местном училище. В 1743 году русский резидент в Константинополе А. А. Вешняков вызвал его в османскую столицу и предложил должность священника при посольской церкви и референта при дипломатической миссии, от чего Василий Григорович-Барский отказался, т.к. имел цель вернуться в Киев и преподавать греческий язык в Киево-Могилянской академии. В 1744 году он вновь направился на Афон с целью изучения православных монастырей и их библиотек. 1744—1746 годы провел на Афоне, в Афинах и на о. Крит. Вернувшись в 1746 году в Константинополь, он не поладил с новым русским резидентом А. И. Неплюевым, обвинившим его в грекофильстве и предательстве национальных интересов. Опасаясь ареста и стремясь доказать несправедливость обвинений, тяжело больной, через Болгарию, Валахию и Польшу вернулся в Киев 2 сентября 1747 года, где спустя месяц скончался.
Образ Василия описан его младшим братом, киевским зодчим Иваном, и помещен в предисловии к первому изданию книги: «Портрета сего отца Василия нет, а приметами был он таков: роста высокого, волосы на голове и бороде черные без всякой седины, лицом смугл, телом дороден, брови черные, высокие, большие и почти вместе сошедшиеся, глаза острые, карие, нос короткий; как одеянием, так и произношением речей и осанкою похож был на грека; почему и мать его родная по возвращении его в дом после 24 лет путешествия не могла и чрез час в разговорах узнать; в прочем был нрава веселого и шутливого, любопытен ко всяким наукам и художествам, а наипаче к рисованию, и имел еще с детских лет охоту видеть чужие страны, и что самым делом исполнил»1.
В пути Василий записывал свои впечатления, зарисовывал достопримечательности. Рукопись Василия, хранившаяся в семье, сразу вызвала интерес, ее начали переписывать, а через 30 лет Василий Рубан уже издал ее в несколько сокращенном виде по поручению графа Потемкина под названием «Пешеходца Василия Григоровича-Барскаго-Плаки-Албова, уроженца Киевскаго, монаха антиохийскаго, Путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся: предпринятое в 1723, и окончанное в 1747 году».
Сам автограф книги был приобретен коллекционером И. Н. Царским, а впоследствии перешел в собрание рукописей графа А. С. Уварова. После революции рукопись оказалась в Государственном историческом музее, откуда в 30-е годы передана во Всенародную библиотеку Украины (ныне — Національна бібліотека України імені В. І. Вернадського), где поныне и хранится и даже представлена on-line на сайте библиотеки.
На протяжении полувека переиздавалось издание В. Г. Рубана, а в конце XIX века Николаем Барсуковым было подготовлено полное научное издание для Императорского Палестинского общества, озаглавленное «Странствования Василья Григоровича Барскаго по святым местам Востока с 1723 по 1747 г.». Важно отметить, что Н. П. Барсуков подготовил свое издание на основе автографа и еще трех известных ему рукописей книги. В нашем распоряжении имеется также рукопись, переписанная киевским депутатом Иосифом Васильевичем Гудимой, тоже размещанная на сайте Национальной библиотеки Украины, что позволяло нам не только пользоваться текстом, подготовленным Н. Барсуковым, но и сверяться с неизвестной ему рукописью.
В 1989 г. на Кипре вышло издание «Barsky's Cyprus revisited, 1726-1989», содержащее перевод на английский язык текста Василия Григоровича-Барского, посвященного Кипру. Его подготовили Ian Meadows и Ionia Evthyvoulou.
В постсоветской России было выпущено несколько репринтных изданий «Странствий», а в Украине в 2000 году выходит выполненный Петром Бiлоусом перевод книги на украинский язык «Мандри по святих місцях Сходу з 1723 по 1747 рік».
В 2009 г. в Греции вышло издание «Βασίλι Γκρηγκόροβιτς Μπάρσκι Τα ταξίδια του στο Άγιον Όρος: 1725-1726, 1744-1745 / Με τη φροντίδα και τα σχόλια του ακαδημαϊκού Παύλου Μυλωνά», содержащее перевод на греческий язык текста В. Григоровича-Барского о его путешествиях по Афону.
Во Франции в 2019 г. выходит перевод на французский язык: Vassili GRIGOROVITCH-BARSKI. Pérégrinations (1723-1747) / Traduit du russe par Myriam Odayski.
В России в 2024-2025 г. представлены две части «Странствований» в переводе на современный русский язык, выполненном медиком Леонидом Булановым для российской официозной организации «Императорское Православное Палестинское общество».
Много написано о ценности этой книги, содержащей много уникальных сведений о виденном автором. об обаянии его личности, широте кругозора, искренности, даровании.
Перед нами книга не недоучки, а self-made man'а, постоянно учившегося и учившего других, потратившего месяцы и годы своих странствий на подготовку к профессорству в Киево-Могилянской академии. Книга человека, обретшего в своих странствиях дружбу и любовь многих выдающихся людей своего времени — патриархов, учителей, дипломатов. Человека, прошедшего через многие тяготы, беды и обиды.
Впрочем, вряд ли можно сказать лучше, чем сказано в надгробной эпитафии Василия Григорович-Барского, приведенной Василием Рубаном в предисловии к 1-му изданию:
Того Василия сей покрывает камень,
В душе которого возжегшись веры пламень,
И луч премудрости, снисшед к его уму,
Святые посетить места влил мысль ему:
Он вдохновениям Божественным внимая,
Чрез двадцать с лишком лет ходя во край из края,
На суше и морях зла многа претерпел,
И все то замечал подробно, что ни зрел.
За Свято имут что и Римляне и Греки,
Чем древни славились и нынешниe веки,
Церквей, монастырей и градов красоту,
Удолий глубину, гор знатных высоту,
Ступанием своим и пядию измерил,
И чрез перо свое Отечество уверил,
О маловедомых в Подсолнечной вещах,
И по бесчисленных окончив жизнь трудах,
Оставил бренные составы здесь телесны;
А дух его прешел в селения небесны,
Читатель, ты его слезами прах почти,
И труд путей его с вниманием прочти.
Цель нашего издания — популяризация наследия Василия Григоровича-Барского. Сокращенное изложение книг в наше время обрело большую аудиторию. Для книги Григоровича-Барского этот подход вдвойне оправдан — ведь это не художественная литература, а non-fiction первой половины XVIII века со всей консервативностью и усложненностью письменного языка того времени, да еще в его южно-русском, украинском виде. При работе мы имели упомянутый перевод на украинский язык, но он не показался достаточно точным.
Книги в переводе Л. Буланова на русский язык в продажу не поступали - дорогое издание, по-видимому, задумано как чисто подарочное, статусное (правда, доступны три фрагмента, опубликованные в журнале «Наука и религия»).
Наш особый интерес к этой книге вызван и личными причинами: Василий Григорьевич Григорович-Барский — старший брат нашего 5-прадеда киевского зодчего Ивана.
Нужно еще добавить несколько слов о фамилии автора. Подтверждение дворянства Иваном Григорович-Барским в 1785 г. было получено на основании происхождения предков-православных шляхтичей Григоровичей, живших в Баре, от воина Григоровича герба Любич. Придя в католический Львов и выдавая себя за католика, Василий назвал себя Барским. Двойная фамилия Григорович-Барский возникла, вероятно, постепенно только в конце XVIII века у некоторых родственников Василия, чтобы подчеркнуть связь с прославленным к тому времени православным автором. Долгое время многие племянники Василия и их потомки называли себя и просто Барскими, а изредка использовался и другой его псевдоним — Плака. Окончательно род перешел на двойную фамилию только в конце XIX века, а уже в XX веке связь с Василием Григорович-Барским и его родом могла вызвать репрессии со стороны соввласти и у потомков рода фамилия вновь сократилась до изначальной — Григорович.
И, наконец, о названии книги — раз сам автор упоминал ее под названием «Путник», то и мы будем называть ее так же.
Андрей Платонов
Сколь тайна Премудрость Божия, столь непостижима Его Промысел о нас: «Судьбы Твои — бездна великая»2, ибо все приводит к благому концу. И таково Его человеколюбие, что многократно дарует великие блага не только тем, кто Его ищет, но и тем, кто ни о чем благом не помышляет. Вот и я на своем опыте это узнал, ведь никогда не думал, что дойду до таких далеких стран, смогу выдержать такие большие трудности, спасусь от многих бед, поклонюсь многим святым местам, увижу и опишу удивительные здания и знаменитые монастыри, скиты, церковные обряды, жизнь и деяния добродетельных людей и другие достопамятные вещи. Но всего этого меня, грешного, удостоил премилосердный Бог.
Вот почему я описал все это во славу и благодарение Божие и на пользу читающим и слушающим, чтобы помолились обо мне, недостойном, и удивились Божьему Промыслу — от какого ненадежного начала привел меня к благополучному концу.
Когда киевским архиереем был Иоасаф Краковский, а после него Варлаам Ванатович, я был юн и учился в Латинских школах. Я прошел начальные школы до риторики и начал философии, поступив в них самостоятельно — без согласия отца и помощи домашнего инспектора. Отец мой знал только российскую грамоту и церковное пение, был благоговеен и простодушен, и видел в изучении наук причину для излишних споров, гордости, тщеславия, славолюбия, зависти и т. д. Он хотел воспрепятствовать моему намерению продолжать учиться, но не смог, потому что мне помогала моя мать. Много раз он обращался ко мне с советами оставить ненужную эту науку, но, в конце концов, прекратил, видя, мою тягу к ней.
В начале учебы в философском классе у меня на левой ноге появилась такая большая язва, что я не мог ходить. Врачи, на которых родители истратили немалые деньги, были не искусны и не могли меня исцелить. Я уже не надеялся, что поправлюсь и смогу продолжать учение. Но вот неожиданная помощь Божия — мой соученик и сверстник Иустин Леннецкий, брат бывшего архиепископа Суздальского Варлаама, ехал продолжать учение в Польшу, во Львов, и я отправился с ним, надеясь исцелить ногу у искусных львовских врачей и продолжить учебу.
Мать моя сначала не хотела мне разрешить, т. к. отец был в отъезде по купеческим делам, но уступила моим неотступным просьбам и доводам о необходимости лечения, благословила на путь и, снабдив меня всем необходимым в дорогу, с рыданиями отпустила.
Не успели мы отъехать от Киева несколько миль, как нас нагнал конный слуга, высланный моим возвратившимся отцом, чтобы уговорить меня вернуться. Я же лишь попросил его поклониться отцу и отправился в дальнейший путь с моим другом.
Был июль 1723 года, память пророка Илии, и мне было около 22 лет. Мы проехали Острог и Почаев, где находится униатский монастырь Успения Пресвятой Богородицы. Там каждый год в праздник много народа собирается, ярмарки. Мне там случалось бывать. Там есть в церкви стопа Богородицы в камне и целые мощи святого Железа, подлинные или нет — того не выяснил, не был тогда еще любопытный.
По пути пришлось завернуть в Броды, куда нас отвели стерегущие дорогу рейтары. Город Броды окружен каменной стеной, место то ровное и низкое, окружено болотами и мелководьем, через которое идет дорога в город. Там много иудеев, их власть велика, и мы подверглись многим оскорблениям.
Оттуда мы приехали в славный город Львов, с каменными домами, прекрасными церквями, звонницами, школами и культурным народом, и нашли в пригороде дом с питанием на месяц. Вскоре, слава Богу, искусный врач исцелил мою ногу. Мы там нашли много гостеприимных людей, Русов, духовных и мирских. Нас часто угощали, особенно те, кого в Унию склонили насильно, в тайне же они оставались тверды в православии.
Во Львове есть знаменитая Иезуитская Академия, в которую мы хотели поступить, чтобы изучить их предание и увидеть степень знаний учащихся. Православных, особенно киевских, там не принимают, и чтобы утаиться, мы, в скором времени изучив их язык и приветствия, представились братьями Барскими, прибывшими из подольского города Бара в Польше. Префект, услышав наш ответ на сладостной для слуха латыни, принял нас в класс риторики по нашему прошению. Бог попустил это для нашего испытания, но Он не хотел, чтобы мы там пробыли долго и прельстились их еретичеством, как уже случилось со многими, и вот что Он устроил. Дней через 8-10 начали другие ученики подозревать, что мы не из Польши, и чтобы избавиться от нас придумали хитрость — составили подложное письмо, будто бы от наших родителей из Киева с увещанием избегать униатства и католичества, и дали старое бабке, научив ее, чтобы она пошла к школе спрашивать, кому отдать письмо, переданное ей купцами. Письмо отдали префекту, а он, прочитав его, написал решение об нашем исключении и повесил его на воротах. Потом подошел к классу Риторики к концу урока и сказав: «Согрешил в невежестве и сочетал овцам прокаженных козлищ», позвал нас и велел нам идти вон из школы. А нам сказал: «Бегите отсюда лицемеры и более сюда не возвращайтесь». Мы же ответили: «За что, честный отче?». «Потому что узнали, что вы — волки из киевских лесов». Мы ответили, что это не так. Он сказал: «Письмо ваших родителей попало ко мне». Мы возразили, что это подложное письмо. Префект еще сильней рассердился и сказал: «Если до разбирательства дойдет, вам хуже будет». Тогда мы, поклонившись, ушли.
Неделю мы провели дома, обсуждая, что делать дальше. Я предлагал провести еще несколько месяцев во Львове, чтобы научиться хорошо говорить по-польски, и вернуться в православный Киев, т. к. тут все церкви руские и монастыри стали униатскими, и к тому же у меня оставалось мало денег, ведь я покинул отечество неожиданно и спешно, в отсутствие отца. У Иустина Линнецкого было денег много, он возвращаться не хотел, и предлагал обратиться к какому-либо важному лицу, прося похлопотать, чтобы нас снова приняли в училище. Я согласился с ним, ведь он был старшее и ученее меня. Тогда мы отправились в кафедральный монастырь к епископу рускому Афанасию Шептицкому, и рассказав ему все, просили о ходатайстве. Он умилосердился и обещал оказать нам это благодеяние, т. к. был большим другом католиков. Призвав архидиакона, он сказал ему: «Пойди с этими юношами к ректору и скажи, что приветствую их любезно и прошу прилежно, чтобы приняли этих студентов снова в Академию, что они из моей епархии и я знаю их отечество, но что они только были в Киеве из любознательности, и снова возвратились сюда». Мы поклонились ему до земли и поблагодарили. Архидиакон привел нас к ректору и префекту и сказал, все что ему поручили. Те, хотя и не хотели нас принимать, и долго возражали, но из-за большой епископской дружбы и усердных просьб архидиакона наконец пообещали нас снова принять и велели утром прийти в Академию. Утром префект принял нас и отвел к профессору риторики, объяснив причину нашего возвращения. Враги же наши удивлялись и недоумевали, говоря, что от основания Академии не бывало, чтобы исключенных назад принимали.
Более двух недель мы ходили в школу, и вновь начали советоваться, что делать дальше. Я предлагал бросить школу, чтобы снова против нас не начали козни, и чтобы не обратили нас в униаты и католики, и чтобы отправиться в путешествие дальше. Иустин же предложил остаться в школе до Латинской Пасхи, а уже заканчивался великий пост. В то время один руский поп, муж ученый, рано овдовевший, бывший нашим приятелем, решил для отогнания печали отправиться после Пасхи в Рим. Мы захотели идти вместе с ним, чему он очень обрадовался. Я же желал идти не столько Рим, сколько к святителю Николаю в Бари. Ведь еще когда вылечил большую язву на моей ноге, обещал Богу по исцелении предпринять далекий трудный путь в благодарение благодати Его. И хотя у меня было очень мало денег при себе, предал себя на промысел Божий и милость христианскую. Прежде, чем начать путешествие, мы решили обратиться за советом на кафедру епископскую львовскую, и на третий день Пасхи пошли к ним с поздравлением. Поздравили и архидиакона, и игумена, и наместника, и других знатных лиц. Архидиакон обрадовался нашему намерению и велел прийти наутро с поздравлением и прошением к епископу. Утром после церковной службы и трапезы мы пришли к архиерею, он обрадовался нашему намерению, велел позвать писаря и написать нам патент, с этим патентом по его совету мы пошли к ректору и архиепископу польскому, и от них тоже взяли патенты, в которых было написано, что такой-то и такой-то русы из области польской, студенты школ львовских, идут в Рим и т. д. Взяв патенты, мы приготовили облачения пилигримов, т. е. путников, и т. к. поп еще не был готов с нами идти, решили проверить себя, как мы будем справляться с трудом путешествия, и отправились за три мили к городу Жовкве для поклонения мощам святого мученика Иоанна Сочавского.
Мы пришли к инокам, обитающим там при храме. Игумен принял нас с честью. На утро после службы Божией, приложились к мощам святого мученика и были приглашены к игумену на трапезу. После трапезы мы отправились в Креховский монастырь на вечерню. Потом игумен и братия позвали нас на трапезу. Там все иноки смеренные, страннолюбивые и очень добронравные. В самом монастыре четыре церкви, а пятая в лесу. Первая из церквей — в честь Преображения Христова. Игумена там избирают только на один год, и он равен с братией во власти, только званием выше. Совершенно достохвальная обитель. Там мы переночевали, а на утро, по нашей просьбе, дали нам патенты, свидетельствующие паломничество в Рим с приложением монастырской печати и подписью игумена.
После трапезы во Львов возвращались другим путем и не успели, потеряв дорогу и заблудившись в лесу. Поэтому ночевали у одного священника в селе Яслисках, а утром благополучно возвратились во Львов. Радостным и полезным показалось нам путешествие.
В тот день был праздник великомученика Георгия, празднуемого в кафедре Львовской епископии. После праздника мы за три дня приготовили пилигримское одеяние и все необходимое для путешествия и отправились к рускому монастырю Иоанна Богослова в предградии Львовском, находящемуся в прекрасном и уединенном месте. Игумен его Пахомий Гучинский был наш духовный отец, муж страннолюбивый и благонравный. Я при нем вначале какое-то время жил и много благодеяний от него получил. Исповедовали ему грехи свои и оставили у него свои книги, студенческие одежды и все вещи, облачась в одежду пилигримов, похожую на дьяконский стихарь, но с узкими рукавами. Ее надевают поверх всего, на груди поверх носят крест, препоясываются ремнем, на котором висит тыквица для воды. На плечах небольшой мешок с нужными вещами, поверх короткий плащ, только прикрыть плечи от дождя и мешочек из полотна вощеного, похожего на черную кожу. На ногах сандалии, на голове черный шлем, облегающий голову, в руке толстый жезл, высотой достающий до головы, красиво выточенный и очерненный.
Вчетвером с попом и послушником мы пошли в кафедральный монастырь, откуда после службы и трапезы, получив милостыню, в сопровождении многих наших благодетелей и приятелей отправились в путь. Разлучились с ними, облобызавшись, на поле за городом.
С Божьей помощью отправились в путь, и пройдя три польские мили уже во втором часу ночи пришли к селу Кринице, где и ночевали у родителей священника, отправлявшегося вместе с нами.
После воскресной службы мы собирались и немного отдыхали до полудня. Пройдя полмили к граду Грудень или Город, остановились на ночлег в уважаемом доме. Утром в понедельник, немного поев, отправились с большими проводами и слезами и целованиями знакомых, родных, соседей, близких и родителей спутника нашего священника, и расставшись с ними, прошли одну милю до села Годвишнюю и Ошани, потом еще одну милю до села Рудки, там ночевали у одного простого человека на соломе в житнице. Встав утром, прошли села Новосялки и Хлопчики, идя над реками Днестр и Стривяжь, впадающей в Днестр. В одно реке вода немного зеленая, в другой рыжеватая. Пройдя селя Пеняне и Бабину, к ночи успели к городу Самбору, отстоящему от Львова на 9 миль и имеющему большие и красивые пригороды со множеством верб, аккуратно насажденных, и латинские школы. Там гостили у очень благонравных и страннолюбивых людей два дня.
Оттуда шли две мили до места, где раньше находился Самбор, и там ночевали у одного страннолюбца. Встав на рассвете, мы шли три поприща к знаменитому монастырю Спасскому, в котором находится епископ Перемышльский. Этого монастыря я описать не смог, потому что не видел его внутренней красоты, да и снаружи не рассмотрел, потому что когда мы присели под сенью дерева и заговорили о красоте обители, из монастырских ворот вышел епископ Иероним Уштрицкий, мы едва смогли его узнать - он выглядел не как епископ, а как какой-то мучитель и разбойник, гордый и яростный, в плохой одежде, в сопровождении только одного мирянина. Увидев его, мы, хотя и недоумевали, кто это, но вскочили со своих мест и поклонились ему, как епископу. Он же нас приветствовал словами: Откуда? Зачем? Для чего?. Мы отвечали: «Странники мы, святой владыко». А он, не как пастырь овцам, а как хищный волк, ослепленный унией и ищущий незлобивых овец, пасущихся на православной пажити, чтобы их поглотить, закричал: «форт, форт, форт, прочь, прочь, прочь» и другие тогда от дьявола ему внушенные слова. Мы же сразу бросились бежать, помня слова Христа Спасителя: «Блаженны вы, когда поносят вас и гонят» и так далее, и не смущаясь, а радуясь, следуя словам: «Радуйтесь и веселитесь, ибо награда ваша на небесах», и шли быстро полмили и пришли к другому монастырю, называемому Лаура.
1Все цитируемые тексты XVIII века нами редактируются для приближения к современному языку.
2«...Человеков и скотов хранишь Ты, Господи» (Псалтирь, Глава 35, стих 7).