Епископ Георгий (Вагнер). (Рецензия).
Прот. Николай Афанасьев, Церковь Духа Святого. Париж 1971 YMCA-PRESS, 332 стр.
Вышла, наконец, в свет книга о. Николая Афанасьева: Церковь Духа Святого. Это его большая работа, известная до сих пор лишь по некоторым, более или менее случайным отрывкам. Написать настоящую рецензию на этот многолетний и многосторонний труд покойного учителя означало бы написать новое, довольно объемистое исследование. Столько здесь затрагивается важнейших богословских вопросов. Надо однако, прежде всего остановиться перед тем живым образом большого православного богослова, который снова перед нами встает со страниц этой книги.
Можно сказать, что богословское творчество о. Николая зиждется преимущественно на двух основах. Это — постоянное обращение к первоисточникам и живая богословская интуиция тайны Церкви — Тела Христова. О. Николай никогда не поддался искушениям богословствовать “просто” — от своего ума. Начинал он писать свои работы, как он сам признавался своей жене, “слезами и кровью своего сердца”. Об этом мы узнаем из очень ценной вводной статьи М. Афанасьевой: “Как сложилась Церковь Духа Святого”. Но его взор при этом всегда был обращен к Божественному Откровению, к истокам церковного Предания, к глубинам сознания самой Церкви.
О. Николай чувствовал себя больше всего историком ранней Церкви. Он всегда искал встречи с той истиной, которая неизгладимо засвидетельствована в первоисточниках нашего знания о начальных годах и десятилетиях жизни Церкви — несмотря на всю сложность задачи для нас теперь расшифровать со всей возможной точностью их свидетельство. Надо видеть и понимать творчество о. Николая прежде всего в свете его связи с традицией церковно-исторической “школы” внутри русского богословия 19-го и начала 20-го века. С этой традицией связывает его уже имя его учителя историка Церкви А. П. Доброклонского. Значение этой традиции — может быть, самой ценной — в истории русской богословской науки, к сожалению, в ваши дни недостаточно сознается. И поэтому редко кто из читателей о. Николая правильно разгадывает его богословскую генеалогию. Но именно его историческое чутье, утонченное непрестанным углублением в источники, солидность его исторической аргументации и связанная с этим способность его богословствовать на основании Писания поражали многих слушателей о. Николая и составляли его славу в богословских кругах внутри и вне ограды Православной Церкви. В своих трудах он находится в постоянной беседе с священными авторами новозаветных Писаний, преимущественно с апостолом Павлом. Мы находим его всегда в оживленном диалоге с Отцами — особенно раннего, доникейского периода и с авторами канонических правил. Непременное обращение к источникам у о. Николая не только обычный прием его научной работы. Оно имеет силу личного свидетельства для нас, его читателей и учеников, о том, где нам искать основы настоящего богословского ведения: в живом общении с Словом Божиим и с Преданием Церкви.
У о. Николая был несомненный дар ясно видеть перед собой основные идеи своего богословствования. Главная его тема, конечно, — тайна Церкви осуществляющаяся в евхаристическом собрании. Помню, как в беседе с одним протестантским богословом о. Николай на вопрос, что такое Церковь, прямо ответил указанием: Тайная Вечеря. Книга “Церковь Духа Святого” является ответом о. Николая всем тем, которые — начиная с Тертуллиана и до либеральных богословов наших дней — соблазняются перед исторической плотью Церкви. Напрасно ищут эти соблазнившиеся помимо того Тела Церкви, который созидается Духом через евхаристическую Тайну, еще какой-нибудь иной “церкви”, якобы “духовной”, “харизматической” или же “невидимой”. Все харизмы благодати даются в той Церкви, которая основана на апостолах и которая строится Духом по образцу Тайной Вечери. И всю структуру Церкви надо видеть в свете того порядка, который предначертан собранием Христа с учениками на этой Вечери. Это, в частности, относится к самому высшему служению в Церкви — епископскому. Епископ не есть “князь церкви”, а прежде всего — предстоятель евхаристического собрания, продолжающий то служение, которое исполнял Христос на Тайной Вечере. Как “предстоятель братьев” (по выражению Иустина мученика) епископ - или заменяющий его пресвитер — в собрания Церкви занимает то место, которое занял Христос на Вечери среди учеников, и исполняет Его служение: возносит благодарение над Хлебом и над Чашею. Мифу о том, что в начале церковной истории якобы царила какая-то благодатная анархия, о. Николай противопоставляет тот строй, который с необходимостью вытекает из Трапезы Господней и заключается в самом существе Церкви как Тела Христова. Для о. Николая этот строй Церкви первоначально носил характер не правовой, а только лишь благодатный. Благодать Духа есть начало жизни, но жить может не анархическое сочетание отдельных атомов, а только тело как стройный организм.
Отстаивая органическую структуру Церкви, о. Николай не закрывал глаза перед трагическими явлениями на путях церковной истории. Здесь у него встает вопрос о недолжном вторжении правового начала в благодатную жизнь Церкви. Этим вопросом томился он всю свою жизнь. Занимая сам кафедру церковного права, он — как это ни странно — отрицал за юридическим началом “право жительства” в Церкви. Можно, конечно, здесь спорить относительно терминов. И разве о. Николай не сам признавал, по крайней мере в ранние годы, за церковными правилами некий правовой характер “sui generis”? Дело не в терминах, а в принципиальной разнице между властью в Церкви, властью любви и истины, и мирской, земной властью. “Цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются; а вы не так...” (Лук. 22,25). И нельзя уподоблять структуру Церкви какому бы ни было государственному строю. Отсюда предостережение о. Николая перед смешением понятия о Церкви как “народе Божием” с государственными формами парламентаризма. Принципы государственного строя, как они сами по себе ни ценны и необходимы в области государства, в конечном итоге никогда не поддаются отожествлению с началами жизни благодатного организма Церкви.
Наряду с выражением его живой богословской интуиции мы находим в трудах о. Николая и смелые личные умозаключения. В частности, о. Николай не боялся прибегать к построению своих личных научных гипотез. И он настойчиво защищает право научной гипотезы в исторической работе (см. “Церковь Духа Святого”, стр. 208). Нельзя не согласиться в принципе с этим. Но вместе с тем иногда трудно не спорить с той или иной конкретной гипотезой о. Николая, с тем или иным выводам, сделанным им из его основной, всегда верной интуиции. — Это, напр., относится к его предположениям относительно ранней истории чина епископского поставления. — А с другой стороны, научная дискуссия с о. Николаем всегда не легкое дело, требующее от его собеседников хоть малую долю причастности к той же интуиции и к тому же вдохновению. Кроме того, надо помнить, что о. Николай касается многих вопросов, которые в богословской науке наших дней еще не нашли разрешения, а иногда обходятся молчанием. Уже поэтому появление его книги должно иметь значение некоего события в истории этой науки. И можно надеяться, что оно вызовет оживленные дискуссии среди ученых друзей о. Николая и приобретет ему много новых друзей.
Самая глубокая сила книги о. Николая в том, что она снова ярко свидетельствует о его личном опыте тайны Церкви — Тела Христова. Вижу перед собою ранние воскресные службы на Сергиевском Подворье двадцать лет тому назад: на клиросе поют несколько студентов и друзей — среди них нынешний священник о. Георгий Дробот, нарисовавший теперь изображение собрания Церкви на обложке книги; а в алтаре малого придела, за старинными царскими вратами, носящими образы святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста, стоит о. Николай Афанасьев и возносит Евхаристическую Молитву Церкви. И слышу я, как он произносит на литургии Василия Великого слова благодарения за то, что Христос стяжал нас себе “люди избранны, царское священие, язык свят”...
Вестник РСХД, 101-102 (1971), с. 308-311.