КАК СЛОЖИЛАСЬ «ЦЕРКОВЬ ДУХА СВЯТОГО»
Посвящается памяти Прасковьи Яковлевны Афанасьевой.
Отец Николай не раз говаривал жене: «Все думают, что я пишу мои труды моим логическим умом и ученостью. Но ведь это только так, потом приходит мне на помощь. А начинаю я писать слезами и кровью сердца моего...».
Вспоминая процесс возникновения «Церкви Духа Святого», я все больше вижу, насколько это было правильно... И прежде всего я вижу Сэн Рафаэль зимою 1940-1941 года. Ледяной ветер с гор, свинцовое ледяное море, замерзшие пальмы на набережной. Густая волна ненависти заливает Европу. Жизнь, народности, души и тела человеческие разрываются на части. Сильные мира сего борятся, кому из них быть больше. Еды мало. Топлива тоже.
По вечерам о. Николай и его семья грелись па кухне маленького «meublé» у плиты, в которой потрескивали шишки. Однажды вечером о. Николай встал и сказал жене: «Как мне хочется писать! Но мой почерк такой плохой. Бери тетрадку и пиши». И взявши в руки Новый Завет, он начал диктовать: «Народ Божий». — «Вы род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел...».
Так был начат труд жизни о. Николая: «Церковь Духа Святого», гимн во славу Церкви, соединяющей в любви; во славу служений в Церкви: «Кто из вас хочет быть первым, да будет всем слугою...»
Не надо, однако, думать, что этот труд возник «ex abrupto»: нет, он был подготовлен не только двадцатью годами богословского творчества, но и всей жизнью отца Николая.
В детстве Николай Афанасьев, воспитанный своей матерью, одной из тех набожных, незаметных женщин, которые и поныне составляют «нерушимую стену» русской Церкви, мечтал быть... архиереем. Идея «служения» — одна из главных тем «Церкви Духа Святого» — уже с юности определила его жизненный путь. Он считал, что пахать землю, родную черную землю, лучшее служение для христианина: не на ней ли зрели золотые колосья, из которых пекли караваи ситного хлеба... и просфоры для Евхаристии? А для интеллигентного человека есть три истинно христианских служения: врача, учителя и священника. Поэтому по окончании гимназии он поступил на медицинский факультет Новороссийского университета. Однако, по слабому ли здоровью или по чрезвычайной впечатлительности, дальше первого курса он не ушел. Стать юристом по стопам отца, присяжного поверенного Николая Григорьевича Афанасьева (умершего, когда Николай был еще гимназистом), он не захотел, несмотря на несколько юридический склад ума (что не мешало ему отрицать право в Церкви). Он предпочел чистую математику, изучение которой наложило сильный отпечаток на его мышление, как это так верно отметил его друг и почитатель Dom Olivier Rousseau: отсюда ясность мышления, тонкость анализа, частое употребление доказательств «от противного».
Как студент математик, Н. Н. был принят в 1915-ом году в Сергиевское Артиллерийское Училище и служил, как во время «Великой», так и во время гражданской войны в Береговой Артиллерии.
В юношеские годы Николай Афанасьев, не отходя от Церкви, был однако довольно далек от чисто церковных и богословских интересов. Конечно, он отдал дань многим «властителям дум» того времени, эпохи религиозно-философских исканий: Ницше, Розанову (с его преклонением перед плотью), Мережковскому, Вл. Соловьеву... И, как все наше поколение, «рожденное в года глухие», он был «зачарован» (выражение лучшего друга Н. Н., отца Киприана) таинственной музыкой поэзии Ал. Блока.
В бесконечной скуке крепостной службы (в Ревеле) подпоручик Афанасьев находит себе оригинальное развлечение: философию. Он штудирует Канта и надолго остается под влиянием «Критики чистого разума». Так, постепенно, несмотря на потрясения, пережитые с 1905-го по 1920-ый год, или, скорее, благодаря им, совершается в уме и сердце Н. Н. переход от физико-математических наук к философским и богословским исканиям. В страшные годы гражданском войны, после мимолетного увлечения столь модной в начале века теософией, его все больше влечет единое истинное утешение — во Христе и Его Церкви.
И вот катастрофа, эвакуация, разочарование во всех прежних идеалах, в мечтах, в людях. Н. Н., давно уже оторванный от нежно любимой матери и сестры, один в чужом краю. В 27 лет Н. Н. чувствует себя стариком. Но еще остается надежда на возвращение на родину, на служение Господу в родном краю. В этот момент Господь Сам указывает ему дорогу к тем служениям, о которых он смутно думал в молодости: учителя и священника; он поступает на Белградский богословский факультет. Когда все рухнуло, остается одна твердыня — служение Господу в Его Церкви.
В годы учения в Белграде Н. Н. постепенно освобождается от влияния кантианства, вживается в церковную жизнь, в Новый Завет, и переживает «цветение душ» первоначального белградского кружка[1]. Благодаря кружку и активной деятельности по созданию первоначального «Движения», он встречается с отцом Сергием Булгаковым и проникается его идеей «оцерковления жизни», как основной задачей начинающегося Движения, и его евхаристическим вдохновением. Так с молодости, больше сердцем, чем умом, определяются основные темы «Церкви Духа Святого»: служение Богу через служение всех всем, Церковь, Евхаристия.
На путях первоначального Движения Н. Н. встречается также со своей будущей женой. Когда, по окончании факультета, в 1925-ом году он начинает свое служение Господу на чужбине, он уже не чувствует себя стариком, оп не один. У него есть духовный отец, отец Сергий Булгаков, учитель — А. П. Доброклонский, «дядюшка» — В. В. Зеньковский, «младший брат» — Костя Керн (Арх. Киприан) и спутница жизни. А самое главное, он живет в Церкви и для Церкви.
Учительство (преподавание в гимназии в Скопле) вовсе не удовлетворило Н. Н. Надо было преподавать Закон Божий по программе, по казенному. Впрочем, Н. Н. взялся за это дело временно, чтобы иметь возможность готовиться к научной деятельности. В годы преподавания в Скопле (1925-1929). а также и в первые годы в Париже (1930-1932) он работает под руководством профессора А. П. Доброклонского, вдумчивого и требовательного историка. Так он пишет свои первые труды: «Государственная власть на вселенских соборах» (с дополнением: «Провинциальные собрания Римской империи и вселенские соборы») и большой неизданный труд: «Ива Эдесский и его время». В этих трудах уже намечаются многие темы и проблемы дальнейших трудов о. Николая: природа и происхождение церковных соборов, право в церкви, Церковь и государственная власть (Церковь и «мир»), а также интерес Н. Н. к догматике («Ива Эдесский» посвящен истории христологических споров), который связал его с отцом Сергием Булгаковым.
В первые годы жизни в Париже (1930-1932) Н. Н. работает над религиозно-педагогическими, моральными и социальными проблемами в качестве сотрудника Религиозно-Педагогического Кабинета при Богословском Институте, созданном другом и учителем Н. Н. по Белграду. В.В. Зеньковским[2]. Еще в Белграде В. В Зеньковский и профессор Иордан Илич направляли Н. Н. в сторону изучения религиозной педагогики.
Одновременно, начиная с 1930-го года, Н. Н. начинает читать лекции в Богословском Институте по каноническому праву и по греческому языку. Так он становится большим специалистом-канонистом[3] и в то же время получает обширное образование по Новому Завету. Благодаря участию в «Семинаре отца Сергия», Н. Н. начинает увлекаться догматическими вопросами, и его исторические и канонические исследования принимают все более догматический характер, вследствие чего его курсы по церковному праву переходят в курсы по экклезиологии. Огромное личное влияние отца Сергия, духовного отца и старшего коллеги Н. Н., его идеи центральности Церкви и Евхаристии приводят Н. Н. к созданию «евхаристической экклезиологии». Он читает в семинаре о. Сергия доклад: «Две идеи вселенской Церкви»[4], который, как ни странно, вызывает некоторую критику со стороны любимого старшего коллеги. Не лежала ли причина этого недоразумения в том, что Н. Н. не был софиологом, хотя и очень высоко ценил учение отца Сергия, как «величайшую попытку объяснения зла на путях монизма»? И осуждение софиологии со стороны Москвы он воспринял и как свою личную драму, и как церковную трагедию.
Огорченный критикой своего учителя, Н. Н. оставляет на время линию евхаристической экклезиологии[5] и возвращается к изучению соборов; особенно он интересуется вопросом о происхождении соборов. Для этой работы о. Сергий и митрополит Евлогий устраивают ему, в 1936-м году, командировку в Лондон. Здесь он начинает большой труд, обозначенный в «List of Writings» 1936-47-го года, как: «Церковные соборы и их происхождение». Труд этот начинается в «булгаковских» тонах, в цикле идей соборности. В дальнейшем он постепенно переходит в исследование об евхаристическом собрании и об учении о Церкви, как Теле Христовом[6]. К сожалению, этому любимому детищу Н. Н. не повезло: он должен был продолжать свой труд в Риме, куда он получил командировку в сентябре 1938-го года, но события не дали ему доехать до Рима. В начале войны 1939-го года Н. Н. оказался в Швейцарии. Боясь потерять свою рукопись при осмотре на границе, он оставил ее на хранение в Швейцарии. Когда началась война и все кругом начало рушиться, Н. Н. исполнил намерение, которое давно откладывал по многим причинам[7]: в день Собора Божией Матери, 26-го декабря 1939-го года (8-го января 1940 года) он был рукоположен блаженной памяти митрополитом Евлогием во иерея. «Мне хочется быть ближе к Богу», — говорил он; точно среди всеобщего крушения ему хотелось припасть к престолу и стать ближе к единой всесоединяющей Любви. Очутившись в 1940-ом году в «беженстве» на юге Франции, почти без книг[8], без рукописи, о. Николай начал свой труд наново, в значительной степени под влиянием «вдохновения от алтаря» и под впечатлением грозных событий. В этом новом труде идея соборности уже находит себе новое выражение (учение о рецепции) и на первое место выступает идея «царственного священства» и цикл идей «евхаристической экклезиологии».
В июле 1941-го года митрополит Владимир посылает отца Николая в город Тунис для обслуживания разбросанного по всей стране русского прихода. Потом прибавился еще приход города Бизерты и временами обслуживание греческих приходов городов Туниса и Сфакса. В течение шести лет о. Николай был погружен в приходскую работу: служил, крестил, венчал, проповедывал, учил детей, заботился о больных и бездомных, устраивал лагерь для детей и, увы! очень много хоронил. Все это в тяжелых условиях военного времени, временами под бомбами, и несмотря на тяжелые болезни. Но благодаря любви и помощи его прихожан (в частности, они преподнесли о. Николаю пишущую машинку, вывезенную из России офицерами русского флота, с которой о. Николай уже больше не расставался и за которой он забывал обо всем на свете), о. Николай смог продолжать задуманную в Сен Рафаэле книгу. Книг было мало, но была Книга Книг: Евангелие, Послания, Деяния, Пророки. И были богослужебные книги и некоторые отцы Церкви. Так, молитвами Великого Павла, Апостола Любви — Возлюбленного Ученика и св. Игнатия Богоносца, создавалась «Церковь Духа Святого» на древней карфагенской земле.
Вернувшись в 1947-ом году в Париж, о. Николай погрузился в обработку «Церкви Духа Святого» в свете обширной новой литературы. Одновременно им было написано исследование «Неудавшийся церковный округ»[9], который он представил Совету профессоров в виде предварительной диссертации, зачтенной ему вместо докторских экзаменов.
Докторская диссертация «Церковь Духа Святого» должна была первоначально состоять из двух частей: 1) «Церковь Духа Святого», посвященная служениям в Церкви и возникновению иерархии в Церкви (так сказать, картина образования живой ткани церковного Тела в его историческом становлении) и 2) «Границы Церкви», в которой о. Николай хотел через анализ учения апостола Павла о Церкви — Теле Христовом и учений свв. Игнатия Богоносца н Киприана Карфагенского подойти к трагедии Церкви: разделению. Среди всеобщего развала, всеобщей désagrégation, когда человечество научилось désagréger даже атомы человеческого тела, при виде всех разделений, терзавших тело Церкви от начала христианства, «одно видение, непостижное уму», но постижимое духом и сердцем, завладевало мыслью о. Николая: видение «Una Sancta», единого Тела Христова.
В 1948-ом году о. Николай печатает в «Православной Мысли» № VI начало первой части своего труда под названием «Народ Святой». В «Православной Мысли» № VII (1949 г.) появляется под названием «Границы Церкви», начало второй его части. Затем, видя, что его труд достигает слишком большого размера, о. Николай решил разделить его и сделать из одной только первой части свою докторскую диссертацию. Она была представлена под названием «Церковь Духа Святого» (444 страницы на машинке: 7 глав, введение и три экскурса) в 1949-м году оппоненту, епископу Кассиану. Вторым оппонентом был В. В. Вейдле. Последнюю главу этой первой версии диссертации о. Николай обработал для актовой речи, произнесенной в 1949-ом году под названием: «Власть Любви»[10]. Сдав оппонентам свою диссертацию, о. Николай вернулся к работе над второй частью. Зимой 1949-50-го года он написал основную главу своего труда, «ключевую» как для диссертации о. Николая, так и для всей его мистической концепции Церкви: она появилась в «Pensée Orthodoxe» под названием «L’Eglise de Dieu dans le Christ»[11]. Впоследствие он написал только еще одну главу второй части: «Кафолическая Церковь» («Православная Мысль» № 11, 1957). Остальные главы были созданы только в уме и сердце о. Николая и из них возникла статья: «Una Sancta».
2-го июля 1950-го года состоялась защита диссертации. После этого у о. Николая были разные проекты напечатания диссертации (YMCA-Press, Irénikon), но затем он решил сделать сначала ряд дополнений к своему труду. Мысль его постоянно шла вперед, и ему хотелось быть à la page новейшей литературы. Дополнения вызвали необходимость переделки ряда страниц. О. Николай так увлекся этой работой, что во второй версии «Церкви Духа Святого» оказалось уже не 444 страницы, а 600 (предисловие, 8 глав и один экскурс). Работа над второй версией, а также составление библиографии и индексов заняли несколько лет, Тем временем поле деятельности о. Николая все расширялось: работа по Институту, чтение новых курсов лекций, работа для Епархиального Управления, создание вместе с дорогим другом молодости, о. Киприаном Керном, «литургических съездов» на Подворье, участие в экуменической работе— направили мысли о. Николая в сторону издания более кратких и общедоступных трудов. В 1952-ом году была задумана вместе с о. Василием Зеньковским и дорогим другом Б. Ю. Фисом серия «Православие и современность», для которой о. Николай написал в порыве вдохновения «Трапезу Господню» и для которой он обработал введение и первые две главы своей диссертации, изданные под названием: «Служение мирян в Церкви». Все более усиленная работа по сближению церквей, особенно работа с католическими друзьями и коллегами, вызвала ряд докладов и статей, посвященных вопросам соборов, примата, непогрешимости, соединения церквей в свете «евхаристической экклезиологии», на французском языке. Среди них необходимо отметить: доклад, читанный на первой литургической конференции; «Le Sacrement de l’Assemblée»[12] и этюд: «L’Eglise qui preside dans l’Amour»[13], переведенный на три языка и имевший большой успех в кругах, близких к Ватиканскому Собору: недаром формула св. Игнатия Богоносца, из которой о. Николай сделал заглавие этого этюда, теперь произносится и в Константинополе, и в Риме устами протагонистов сближения церквей. Наконец, вершиной трудов отца Николая была статья «Una Sancta»[14], завершение «Церкви Духа Святого», призыв к объединению в Любви, посвященная во время поездки в Грецию памяти папы Иоанна XXIII, на земле, на которой 19 веков тому назад звучали слова: «Если я имею всю веру и все знание..., а Любви не имею, то я ничто».
Последние годы о. Николай, чрезвычайно переутомленный текущей работой, отложил совсем мысль о печатании своих больших трудов, которые благодаря этому остались незаконченными («Границы Церкви»), или не вполне подготовленными к печати («Церковь Духа Святого»). Присутствие на заключительной сессии Ватиканского Собора и знакомство с папой Павлом VI значительно подбодрило его. Он очень обрадовался, когда Б. Ю. Фис стал уговаривать его отдать «Церковь Духа Святого» издательству YMCA-Press. Но он не дожил до того момента, когда рукопись была сдана в печать: он скончался в воскресенье 4-го декабря 1966-го года, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы.
Приношу мою самую горячую благодарность прежде всего Андрею Кириаковичу Фирилласу, ученику и коллеге о. Николая, редактору этой книги. Только благодаря его самоотверженному труду и эрудиции можно было подготовить «Церковь Духа Святого» для посмертного издания. Одновременно хочу поблагодарить всех тех, кто помог в издании как этой книги, так и других трудов о. Николая, и в особенности Бориса Юльевича Фиса. Благодарю Господа Бога за то, что Он дал отцу Николаю таких учитлей, руководителей и друзей на путях его богословского творчества, как А. П. Доброклонский, Иордан Илич, епископ Кассиан, В. В. Зеньковский, архим. Киприан и больше всего — наставник и друг нашей семьи, вдохновитель «евхаристической экклезиологии», посвятивший свою жизнь русскому церковному «Ренессансу» — отец Сергий Булгаков.
*
**
В заключение надо повторить, что настоящая книга есть вторая, дополненная версия докторской диссертации отца Николая. Экскурс «Единое Евхаристическое Собрание древней Церкви» отделен от основного текста по практическим соображениям и появится позднее. План второй, незаконченной части «Церкви Духа Святого» («Границы Церкви») можно найти в «Pensée Orthodoxe» № 13, 1968. Предисловие ко второй версии является переработкой защитительной речи. Так, наконец, увидят свет труд жизни отца Николая, в котором отразился не только его ясный, почти латинский ум, его проникновенное знание Нового Завета, его пастырский опыт, мистическое вдохновение «от алтаря» и его обширная эрудиция, но прежде всего — его горячее сердце, в котором горела всегда одна любовь, одно имя:
KURIOS IHSOUS CRISTOS
Мариамна Афанасьева.
День Введения во Храм Пресв. Богородицы, 1969.
[1] Н. Н. был одним из основателей этого кружка и долгое время одним из руководящих его членов. Затем начались тяжелые для Н. Н расхождения на тему о национально-политической роли Движения, и в основанное в 1925-ом году Братство он не вошел. О белградском кружке и начале "Движения" смотри изобильно документированную книгу товарища Н. Н., Николая Михайловича Зернова; «The Russian Religious Renaissance of the 20-th Century». London, 1963.
[2] Отсюда ряд статей по этим вопросам, напечатанных и ненапечатанных.
[3] См статьи "Каноны и каноническое сознание". "Путь", 1933; "Неизменяемое и временное в церковных канонах", "Живое Предание" 1937, стр. 82-96.
[4] См. "Путь" № 45 (1934) 16 — 29.
[5] К этой линии относится только статья: «Das allgemeine Priestertum in der orthodoxen Kirche» in «Eine heilige Kirche»№ 12, 1935.
[6] Труд этот сохранился в рукописи без названия.
[7] О священстве он думал со студенческих лет; но, испросивши согласие своей невесты на его возможное в будущем рукоположение, он добавил: «Впрочем, я не хочу стать священником, пока мы не вернемся в Россию». Впоследствии, когда возвращение оказалось невозможным, он все же долго сомневался по ряду идейных (нельзя быть священником без прихода) и особенно житейских (слабое здоровье) причин.
[8] Главным источником в Сэн Рафаэле были "Апостольское Предание" Ипполита Римского и, конечно, Новый Завет
[9] "Православная Мысль" № 9 (1953) 7 — 30.
[10] См. «Le Pouvoir de l’Amour» in «Messager Orthodoxe» 39, 1967, рр. 3 — 25.
[11] № 13, 1968, ст . 1 — 38
[12] «Internationale Kirchliche Zeitung», 1956/4, 200 — 13; «Messager Orthodoxe», № 27 — 28, 1964, р. 30 — 43.
[13] См, сборник «La Primauté de Pierre dans l’Eglise Orthodoxe», Neuchâtel, 1960. Рр. 9 — 64.
[14] Irénikon, 36 (1963) 4, 436-75.