“Вестник РСХД” за 2004 год

[Закон Христов] [Церковь] [Россия] [Финляндия] [Голубинский] [ Афанасьев] [Академия] [Библиотека] [Вестник РХД]

1934 1935 1936 1937 1938 1939 1949 1950 1951 1952 1953 1954 1955 1956 1957 1958 1959 1960 1961 1962 1963 1964 1965 1966 1967 1968 1969 1970 1971 1972 1973 1974 1975 1976 1977 1978 1979 1980 1981 1982 1983 1984 1985 1986 1987 1988 1989 1990 1991 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010

Журнал “Вестник РСХД” за 2004 год

№ 187 (I)

Никита Струве «Красота спасет мир»: из размышлений Симоны Вейль о красоте
Илья Эренбург Леон Блуа

№ 188 (II)

Содержание:

К выходу в свет «Дневника» прот. Александра Шмемана — Никита Cmpyве

БОГОСЛОВИЕ

Дневник духовный (продолжение) — с. Иоанна Рейтлингер

Можно ли верить, будучи цивилизованным? — npom. Александр Шмеман

Вечная память. Литургическое богословие смерти (Памяти Сергея Сергеевича Аверинцева) — Ольга Седакова

Богослужение, язык и культура — npom. Дмитрий Григорьев

Богословские и нравственные предпосылки диалога в Церкви — Никита Сmpyвe

Перевод Псалтири — Г.П.Федотов

О происхождении языка первых христиан — Анри Волохонский

Анкета Вестника в связи с 200-летием со дня рождения А.С.Хомякова (Ответы о. Михаила Шполянского, о. Георгия Kочеткова, О.Донских, В.Никитина, Н.Cmpyвe)

ФИЛОСОФИЯ

Средневековая космология и проблема времени — А.Н.Партшин

ЛИТЕРАТУРА

Стихи — Б.Романцев

К 110-летию А.И. Цветаевой
Трудный путь к Богу (Духовная эволюция Анастасии Цветаевой) — Г.Васильев, Г.Никитина. А.Медведев

Самопознание народа в творчестве Солженицына — Андрей Зубов

«Пир во время чумы» А.С. Пушкина (трагедия Председателя) — Всеволод Катагощин

ВОПРОСЫ ЦЕРКВИ И ОБЩЕСТВЕННОСТИ

Реанимация церковного суда — о. Павел Адельгейм

Имитация или живая жизнь — Павел Проценко

ПРАВЕДНИКИ. ИСПОВЕДНИКИ. МУЧЕНИКИ

Митрополит Трифон (Туркестанов) — о. Игорь Филяновский

ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ РСХД

Из архива. Два письма И.А.Ильина Н.А.Струве

Деятельность издательства «YMCA-Press» в Берлине — Е.В.Иванова

«YMCA-Press» и «Русский путь» в Уфе — М.Прохорова

«Александр Солженицын и читающая Россия» — С.Н.Дубровина

ПАМЯТИ УШЕДШИХ

Тамара Павловна Милютина — Л.Петина

Матушка Елена Ивановна Бенигсен — О.Раевская

Памяти Анны Прокофьевой — Н.А.Cmpyвe

Kopoткo oб авторах

К ВЫХОДУ В СВЕТ «ДНЕВНИКА» ПРОТ. АЛЕКСАНДРА ШМЕМАНА

После кончины отца Александра Шмемана в столе его кабинета в Св. Владимирской Семинарии были найдены восемь тетрадей — рукопись обширного Дневника, который он вел в течение десяти лет, где бы ни находился: дома, в разъездах, на каникулах. Однако, так до конца никто, даже среди его близких, не знал, что он пишет дневник. Это позволяет думать, что о. Александр видел в нем свое сокровенное, итоговое произведение, которому предстоит, если Богу угодно, быть обнародованным после его смерти.
Жанр дневника в русской словесности сравнительно мало распространен: среди наиболее значительных назовем Дневник Александра Блока, в частности записи четырех последних лет его жизни. Зато на Западе этот жанр занимает первостепенное место: в XIX веке достаточно упомянуть крупнейшие философские дневники швейцарца Амиеля или датчанина Кьеркегора. А во Франции жанр дневника, более литературного, чем философского, процвел в XX веке и достиг своего апогея в 18-томном (!) дневнике писателя Жана-Поля Леото. Отец Александр, интересовавшийся личностью и судьбой писателей едва ли не больше, чем их произведениями, увлекался французскими дневниками и с неослабевающим увлечением читал выходившие ежегодно новые тома Леото, которые, возможно, послужили ему стимулом для ведения собственных записей.
Но, разумеется, всякий дневник, особенно такой последовательный, как у отца Александра, вызван не внешними побуждениями, а внутренней необходимостью. Он — попытка связать воедино то, что разорвано временем и пространством, найти единство своей личности и дела своей жизни, выразить то главное, что не обязательно вмещается в различные статьи и книги.
Декан и профессор Свято-Владимирской Семинарии в Нью-Йорке, под его руководством превратившейся в одну из наиболее крупных богословских школ православного мира, почти бессменный секретарь Совета епископов американской митрополии (ставшей, опять же под его воздействием, в сотрудничестве с о. Иоанном Мейендорфом, Автокефальной Церковью), проповедник и богослов, счастливый семьянин, отец троих детей с многочисленными внуками, отец Александр к тому же находился в беспрестанных разъездах для чтения лекций, еженедельно вел две программы на Радио Свобода» для России... Трудно себе представить более наполненную жизнь, и дневник в первую очередь был для него возможностью, оставаясь хоть на краткое время наедине с самим собой, подводить итоги и своим мыслям, и своей деятельности.
Отец Александр обладал необычайно цельной личностью, но по обстоятельствам ХХ века жизнь его была многосоставна. Русский по крови и по воспитанию, не только семейному, но и школьному, Россию он так никогда и не увидел, не доживши до крушения коммунизма (а ездить в Россию при коммунизме ему не позволяла совесть). Но знание русского языка, полученное в Кадетском корпусе, вместе с любовью к русской поэзии, остались ему родными, русским он владел в совершенстве, редком для человека, родившегося и прожившего всю жизнь на Западе. И не случайно, что свой дневник он вел по-русски. Юность и молодость отец Александр провел во Франции, где окончил Св. Сергиевский Богословский институт, принял священство, примкнул к Русскому Студенческому Христианскому Движению, которому оставался верен до конца жизни, и начал свою преподавательскую деятельность. Париж стал ему второй родиной, французскую культуру он впитал в себя наравне с русской. А служение Церкви, по вызову о. Георгия Флоровского, он выбрал нести в Америке, в Новом мире, на английском языке... Эти три культурно-национальные ипостаси о. Александр сочетал без большого труда, но каждая из них несла в себе элементы и внутреннего борения. Несколько упрощенный подход к России, преобладавший в кадетской среде, о. Александр легко преодолел и впоследствии противопоставлял ему более глубокое, более духовное понимание России и ее места в мире, испытывая тем самым и острую тревогу за ее будущее. Французский интеллектуальный мир его привлекал стройностью и ясностью мысли, но в годы, когда царила левизна, он ощущал его ограниченность. Полюбив Америку, он не мог не страдать от подчас прямолинейного подхода американцев к сложным проблемам жизни.
Но, конечно, главная тема дневника отца Александра, это то, что было сердцевиной, задачей, радостью, но и страданием всей его жизни и служения: его видение Церкви как осуществление Царства Божьего на земле. Отец Александр был человеком непоколебимой веры, но его вера и его видение неизбежно сталкивались с церковной эмпирией, с ограниченностью тех или иных церковных застаревших обычаев, в основе с принципиальными редукциями Благой Вести, с подменой главного второстепенным: преобладание национального элемента над универсальным, обрядоверия и субъективного благочестия над объективной, спасительной силой Таинства Евхаристии, канцелярщины над живительной струею Духа. Отсюда порой резкие, но выстраданные оценки церковной эмпирии, а, в противовес, стремление, и в богословском творчестве и на деле, как можно ближе подойти к самой сути Церкви, которую он воспринял от своих непосредственных наставников, архим. Киприана (Керна) и прот. Николая Афанасьева, и которую неизменно ощущал в стоянии перед алтарем. Вопреки тому, что могло казаться некоторым, в воззрениях отца Александра не было ничего нового по существу, в его случае правильнее говорить о возврате к исконной традиции, о которой мечтали столькие в преддверии Собора 1917 года.
Сочетая космоцентризм с христоцентризмом, отец Александр не отделял Церковь от красоты, дарованной людям в природе, от глубины сотворчества человека в искусстве и культуре, и от радости, заповеданной миру Христом.
Бывают у отца Александра, что естественно, суждения и спорные. Некоторых пояснений требует отношение отца Александра к Солженицыну. Солженицын был с самого начала для него литературным и духовным кумиром, писателем, возвестившим миру о победе духа над силами зла, об изначальной, райской красоте вселенной (три статьи, написанные о Солженицыне отцом Александром, едва ли не самое проникновенное, что было сказано о великом писателе). В Швейцарии состоялась горняя — в обоих, переносном и прямом, смыслах этого слова — встреча между ними. По причинам естественным, житейским, такая близость могла удержаться на той первичной горней высоте. Была разница и в умозрении: Солженицын на Западе жил целиком Россией, болью о ней, а для отца Александра Россия была одной из тем его жизни, вторичной по сравнению с Православием и его судьбой в западном мире.
Сиюминутные и эмоциональные записи неизбежны в дневниках, но у отца Александра они редки. Его Дневник поражает широтой охвата — им увлечется и ценитель литературу и любитель политики, — тонкостью анализа в самых различных областях, но, прежде всего, глубиной религиозного осмысления всех сторон жизни. Повседневно, все частные явления, все многочисленные впечатления и оценки возведены к главному, к тому высшему смыслу, который Бог вложил в Свое творение. И, как правильно отмечено в предисловии к английскому сокращенному изданию Дневники сверх всех противоборств и огорчений, сверх всех критик обличений, основная тональность Дневника — радость о Господе и благодарность Ему.

Никита Струве