Карта сайта

Николай Серебрянский,

преподаватель Костромской Духовной Семинарии.

МАТЕРИАЛЫ

о семинарской жизни питомца Костромской духовной Семинарии

академика Евгения Евсигнеевича Голубинского.

(по документам из семинарского архива)

Предисловие публикатора (материалы полностью будут опубликованы в "Церковно-историческом вестнике". На сайте часть документов опущена)

Публикуемые материалы хранятся в архиве С.А.Белокурова в РГАДА (Ф. 184, Оп. 1, ед.хр. 1156). Сергей Александрович Белокуров был душеприказчиком своего учителя академика Евгения Евсигнеевича Голубинского и много сделал для сохранения и публикация его наследие. Данные материалы предполагались к публикации в Чтениях Императорского Общества Истории и Древностей Российских (ЧОИДР). По-видимому, готовился том, посвященный Е.Е. Голубинскому, наподобие тома, содержащего биографические материалы В.О. Ключевского – другого учителя С.А. Белокурова. Во всяком случае в фонде С.А.Белокурова есть также материалы  об учебе Е.Е.Голубинского в Солигаличском училище и нам известно о подготовке И.А.Голубцовым по поручения С.А.Белокурова «Описи личной библиотеки Е.Е.Голубинского со включение всех заметок, сделанных им на книгах»[a]. Кроме того, в годичном заседании ОИДР18 марта 1913 г. было принято решение опубликовать в ЧОИДР статью о Е.Е. Голубинском другого его ученика и преемника по кафедре – проф. С.И. Смирнова, а также воспоминания академика[b].

Не случайный, как кажется, факт, что публикуемые «Материалы» готовились также учеником Е.Е. Голубинского - Николаем Ильичем Серебрянским, бывшим в тот момент, в 1915 году, преподавателем Костромской семинарии, а с 1916 г. занявшего после С.И. Смирнова кафедру Истории Русской Церкви в МДА - кафедру Е.Е. Голубинского[c].

«Материалы» Н.И. Серебрянского любопытно сопоставлять с воспоминаниями Е.Е. Голубинского о семинарском периоде, дающего яркую характеристику многих преподавателям семинарии. Об этом периоде жизни будущего академика писал также кое-что И.А. Голубцов во вступительной статье[d] к подготовлявшейся им «Описи книг», о которой мы выше упоминали: «В семинарии же, по-видимому, определились и общая настроенность, и научные интересы Е.Е-ча; видимо, уже тогда он стал в немногочисленные ряды той части семинарской молодежи, которая, не быв подавлена филаретовски-казенным школьным режимом, искала положительного знания и не чуждалась некоторого свободомыслия в своем мировоззрении. Купив где-то за год еще слишком до окончания семинарии за 10 коп. сер. французскую книжку: "L'esprit de l'encyclopedie", Е.Е-ч не без особого быть может значения надписывал, что она принадлежит ученику "Богословия": не богословски и не философски была настроена голова его, вероятно, уже и в то время». Выводы И.А. Голубцова также требует некоторой корректировки. Нужно сказать, что интерес у Е.Е. Голубинского к философии и богословию был, что ясно и из его «Воспоминаний» и всего его творчества, но он, конечно, не имел схоластического характера. Кроме того, в годы учебы в семинарии, безусловно, еще не открылось его научное призвание – Голубинский даже хотел поступать после семинарии на медицинский факультет и в Академию пошел только по воле отца. Историческую стезю Е.Е. Голубинский избрал несомненно уже в Академии под влиянием А.В. Горского.

Примечания в тексте «Материалов» (арабская нумерация) принадлежат Н.И. Серебрянскому. Примечания публикатора - римская нумерация и латиница.

Андрей Платонов

В Правление Костромской духовной Семинарии.

Преподавателя Николая Серебрянского объяснительная записка

к представляемым биографическим материалам об академике

Е.Е. Голубинском

Для выбора материалов о семинарской жизни Е.Е.Голубиского мною просмотрены в семинарском архиве Педагогические дела и журналы Педагогических Собраний с 1848 года по 1855 год, и по ним, в виде статьи, составлена биография Е.Е. из этого периода его учебной жизни. Из дел, более важных, составлены две группы: а) дела, которые необходимо теперь же переслать в Общество Истории и Древностей, так как они или полностию, или в выдержках будут по всей вероятности, напечатаны там и б) дела, которые могут быть отосланы, если Общество решит, по образцу биографической статьи о В.О. Ключевском, подробно воспроизводить программы семинарских предметов преподавания и дополнительно обратится в Правление. Обе группы дел, со соответствующими надписями, переданы мною Секретарю Правления. К отсылке немедленной я предлагаю следующие дела: за 1854-й год № 6 об избрании 2-х воспит. В Московск. Д. Ак. (Педаг. Д. и Журналы – здесь аттестат Е.Е. и собственноручная расписка в получении некоторых предметов из костюма); эконом. дело за 1854 г. № 54 Доклад эконома о купленных для студентов Голубинского и Соколова вещах; из дел за 1848 г. № 103 училищ. свидетельство Е.Е.Голубинского за № 54 и из дела за тот же год № 55, Представление Солигаличского училища с разрядными списками, и № 49 1852 г. : Дело об изучении Е.Е. еврейского языка. В статье моей сделаны точные ссылки на каждый документ, из которого приводятся сведения, так что, если Общество пожелает получить какое нибудь дело для просмотра, то Канцелярии не представится затруднений в розыске.

Преподаватель Костромской Духовной Семинарии

Николай Серебрянский[i]

1915 г. 8 мая

г. Кострома.

МАТЕРИАЛЫ

о семинарской жизни питомца Костромской духовной Семинарии

академика Евгения Евсигнеевича Голубинского.

(по документам из семинарского архива)

Е.Е. Голубинский поступил в Костромскую духовную Семинарию в 1848 году. В свидетельстве об окончании курса, выданном Правлением Солигаличского духовного училища за № 54 (Дела Пед. 1848 г. – оно прилагается), он аттестован по поведению «примерно-благонравным и честным», по успехам: Катихизис, Священная История, География: «превосходно», Латинский, Греческий языки, Российская грамматика и славянская: «отлично-хорошо»; по нотному и церковному пению: «порядочно». В разрядных списках (Пед. Д. 1848 г. № 55) он занимает второе место (первый ученик – Иван Ключарев), по поведению и по всем предметам отмечен высшим баллом: 1, по церковному пению – 2. Всего в высшем отделении Солигаличского училища было 37 человек, из них 17 удостоены первого разряда, 19- второго и один – третьего. Три последних ученика второго разряда оставлены «в том же отделении» на повторительный курс, 22-й уволен, согласно прошению, по расстроенному здоровью. Ученик 3 разряда Павел Шварцев – уволен «по лености и безуспешности». В разрядном именном списке (Пед.д.№1) о Голубинском сообщается:

1. Иван Ключарев………

2. Евгений Голубинский, Кологривского у., Рождество-Богородицкой ц., с. Матвеева, священника Евсигния Пескова сын. Лет от рождения – 14. Время поступления в училище - 1844 14 Июля. Кто какого поведения - Отлично-благонравного. Кто каких способностей прилежания и успехов – Отличных. Кто выбыл куда - Сего 1848 г. Июля 12 дня перемещен в Костр. дух. Семинар. Кто на каком содержании - На содержании родителей[5]

Как узнаем из журнала Педагогическаго Собрания Костромской духовной Семинарии от 17 сентября 1848 г. (№ 4791), вступительный экзамен в Семинарию для учеников Солигаличскаго духовнаго училища прошел не безболезненно: оказалось, что некоторые из учениковь "весьма мало приготовлены к слушанию семинарских предметов". Восемь из экзаменовавшихся не были приняты "по великовозрастию, по бедности, по крайнему недостатку способностей", семь отправлены в училище на повторительный курс, как оказавшие неудовлетворительные успехи в Священной Истории и, Арифметике, Географии (не умели чертить карты). Но главные недочеты обнаружились по церковному пению и в каллиграфии. Правление постановило заметить Смотрителю училища, «что его ученики не приучились петь Бог Господь на гласы и что почерк у них вообще не тверд и не красив, что посему впредь должно быть обращено особенное старание о обучении учеников церковному пению и чистописанию". Отмечая недочеты в учебной постановке[6]. Правление Семинарии в то же время оговаривалось, что "прочие ученики (Сол.уч .) оказали успехи порядочные, даже хорошие ", но добавлено неуменье петь Бог Господь на гласы и некрасивое письмо --  общий недостаток экзаменовавшихся. Впрочем, и во всех училищах Костромской епархии церковное пение не стояло на высоте тогдашних требований. Это особенно обнаружилось в 1849-50 г. г., когда. решено было ввести изучение партеснаго пения. Во всех училищах встретились почти непреодолимая препятствия. не было нот, а главное - знающих преподавателей: "учителя сами не получили сведений о партесном пении ни в Училище, ни в Семинарии, а потому, не имея познаний, и учеников оному обучать не могут", - доносили ректора и смотрителя училищ семинарскому Правлению. И последнее против такого затруднения могло указать меру лишь слишком общаго характера: велено «внушить учителям, не знающим сего пения, чтобы они к стыду своему не отзывались незнанием его, неуместным в образованных людях, но если доныне дозволяли себе оставаться в неведении, то поспешили бы прекратить стыд онаго внимательным и успешным изучением пе-ния" (Жур.Педаг.1850 г. № 5).

Отметка по пению не влияла на место в разрядном списке. Е.Е. записан вторым учеником, хотя следующие за ним 13 учениковь имеют в свидетельстве высший балл по всем предметам, не исключая и пения. Каковы его познания по пению были в Семинарии, нельзя сказать: никаких ни сведений, ни отметок по этому предмету за семинарский курс не имеется. Писал же Е.Е. (как можно видеть по его собственноручной записке в списке о бытии у исповеди за 1850 г.) не худо, а расписка в получении вещей при отправке в Академию написана даже красиво[ii].

В Семинарии Е.Е. в 1848-49 г.г. был на своем содержании (Пед. Д. № 111); в 1851-2 (П.Д.№ 92), 1852-3 (П.Д. № 113) – на половинном; в 1850 г. отмечена сумма половинного содержания: 24 р. 28 к. (П.Д. № 113); в последний год – на своем содержании (П.Д. № 104). Все[iii] ученики семинарии жили тогда на частных квартирах. По квартирным спискам узнаем, где квартировал Е.Е.

В 1848-49 г. – в д. диакона Девичьего монастыря Димитрия Рябинина, № 443, по Пятницкой ул.: Низш. 2 отд. Александр Яхонтов и Евгений Голубинский; причислены к цензору Полиевкту Грацианскому[7]; ходят в Рождественскую церковь (П.Д. за 1849 г. № 61). Там же и с тем же Яхонтовым и в 1850 г. (Пед. дела 1850 г.№59). В 1851-52 г. – в доме мещанина Михаила Стоюнина, на Нижней Дебре (Сред. отд. 1 кл. Николай Розанов, Средн. отд. 2 кл. Евгений Голубинский, Константин Птицын. Ходят в Воскресенскую церковь на Дебре. (Пед.Д. 1851 г.№57). В этом доме, близ Воскресенск.церкви, в товариществе тех же воспитанников, Е.Е. Голубинский квартировал и во все остальные годы семинарской жизни (Пед.Д.1852-53 г. № 53): 1 Ср. отд. Николай Розанов, Александр Белорусов, Средн. 2 отд. Ев. Голубинский, Констан. Птицын; 1853-4 г. №65: высш. 1 отд. Н. Розанов (цензор квартиры), К. Птицын, высш. 2 отд. Ев. Голубинский, низш. 2 отд. Михаил Воинов, 3 отд. Александр Песков, Павел Гусев).

В семинарских делах сохранились подробные сведения, которые дают нам возможность составить ясное представление о квартирном быте Костромских семинаристов за время пребывания Е.Е. в Семинарии. Так как эти сведения интересны в бытовом отношении и, по моему мнению, ценны для будущего историка Семинарии, то я позволю себе сделать подробную их сводку.

В квартирных ежемесячных списках (инспектор называет их в своих докладах «нравственными списками») наблюдавшие за квартирною жизнию помощники инспектора обычно ограничиваются лишь заметками о поведении учеников, не касаясь внешнего быта, квартирной обстановки. Только один раз учитель Розов замечает: «Все означенные квартиры для помещения и занятия учеников удобны и благонадежны» (Пед. Д. 1851 г.№117). В других случаях и он ограничивается общею, так сказать, нравственною оценкою: «квартиры благонадежны» (1853 г. № 118). Но по заявлению врача и преподавателя медицины Альбицкого, питомца Семинарии, ученические квартиры были в плохом состоянии; чистоту и свежесть соблюдать в них трудно; продовольствие учеников «весьма скудное». Врач опасался, что в таких условиях легко может развиться по квартирам свирепствовавшая в то время холера, и настаивал на немедленном роспуске учеников (Пед.Д.1853 г.№20). Детальные сведения по квартирному быту учеников содержат в себе Дела по вопросу об устройстве общих квартир на 15-20 и более учеников (1853 г.№12, №40, Жур.Пед.Собр.№ 16).

Проект устройства общих квартир для Костромских семинаристов возник по инициативе светской власти. И.д. гражданского губернатора по Костромской губернии во Всеподданнейшем отчете от 5 декабря 1852 г. об обозрении вверенной его управлению губернии коснулся между прочим и Костромских духовно-учебных заведений. Он сообщал, что «все эти заведения находятся в должном порядке, а лица, коми вверено образование юношества в оных, по усердию своему и благонамеренности вполне соответствуют своему назначению». Но внешние условия жизни учеников губернатор находил неблагоприятным для их нравственного развития. Он заявлял, что «ученики живут разбросанно по целому городу, в домах мещан, отставных солдат и других подобного происхождения людей»; что за внеклассное время за учениками нет надзора, и они «в домашнем быту своем, имея соприкосновение с людьми, составляющими самый низкий слой общества, имеют вместе с тем случай видеть перед глазами своими порок и разврат». Выражая опасение за нравственность воспитанников – будущих пастырей церкви, губернатор предлагал устроить в Костроме для семинаристов общие квартиры на 15-20 человек, по образцу общих гимназических квартир в Западных губерниях. Государю Императору угодно было сделать собственноручную заметку: «Г.Пратасову[iv] сообразить». Так как ректор Костромской Семинарии, архимандрит Агафангел (Соловьев) в то время находился в Петрограде, на чреде священнослужения, то Обер-Прокурор Пратасов прежде всего и предложил ему дать объяснения по затронутому в отчете губернатора вопросу.

Нужно заметить, что губернатор в своем докладе говорил обо всем, касающемся быта Костромских семинаристов, условно и очень обще, не приводя никаких конкретных примеров; к тому же оказалось, что и сведения, доставленные ему чиновниками, были весьма необстоятельные, даже ошибочные. Губернатор руководился самыми лучшими побуждениями, однако его сообщениями на Семинарию, ее питомцев и воспитателей, хотя и не намеренно, налагалась некоторая тень. В своем отзыве о. Агафангел дал обстоятельное разъяснение по всем затронутым в губернаторском отчете вопросам и с большим достоинством отстоял честь руководимого им учебного заведения.

Он доказал, что опасения губернатора за нравственность Костромских семинаристов совершенно неосновательны. Семинарское начальство внимательно следит за квартирными условиями жизни воспитанников и за поведением их. «Правда», - говорит о. ректор, - «что хозяева ученических квартир принадлежат к классу необразованному; но они отнюдь не порочны и не развратны». Их нравственный уровень хорошо известен и внимательно контролируется семинарским начальством. Что же касается поведения учеников, то «занятий у них так много, что они не имеют времени для рассеянности»; «ученики ведут себя так, что все городские сословия остаются вполне довольны ими»; «привыкши к порядку в Семинарии, воспитанники сохраняют добрые свои наклонности и на священнических местах; постоянные отзывы благомыслящих жителей губернии показывают, что священники, вышедшие из Семинарии в последние годы, остаются венными внушениям семинарского начальства». «Есть, конечно, - добавлял о. Агафангел, - мелкие отступления от порядка, но они не остаются без преследования и взыскания; грубые же пороки совсем не терпятся; ученик, раз замеченный в них, исключается из Семинарии». В заключение своего отзыва ректор, признавая несомненную полезность общих квартир, выражал сомнение в осуществимости предлагаемого губернатором проекта, по местным условиям жизни. В то же время он разъяснял, что общие квартиры, только с меньшим количеством живущих, в Костроме отчасти и имеются, так как обычно семинаристы живут вместе с учениками духовного училища, приблизительно по 10 человек на квартире. (Пед.Д. № 40).

Высшее духовное начальство согласилось с мнением о. архимандрита Агафангела, но предложило Костромскому Просвященному Леониду обсудить вопрос: нельзя ли будет устроить для учеников общие квартиры по рекомендуемому губернатором проекту? По предложению Преосященного, этот вопрос дважды обсуждался Правлением Семинарии. В первый раз Правление постановило поручить инспектору Семинарии проф.Прилуцкому совместно с его помощниками собрать сведения и затем внести в Правление соответствующий «рапорт». Но прежде всего Правление решило обратиться к содействию Полиции: «с просьбою объявить жителям, которые известны Полиции по своей доброй нравственности и пользуются от нее хорошим мнением», не пожелают ли они отдать свои помещения под ученические общие квартиры. Преосвященный, вообще не любивший вмешивать в педагогическую жизнь Полицию,[v] написал: «Полиции пока о сем не сообщать, а ограничиться частными разведываниями» (Журн.Пед.1853г.№12).

В педагогическом журнале от 23 мая 1853 г., № 16, подробно изложены результаты этих разведываний. Инспектор Прилуцкий доносил Правлению, что почти все лица, к которым обращалась инспекция, отклонили предложения, мотивируя свой отказ главным образом тем, что «опасаются, по известной им общей бедности здешнего духовенства, хлопот относительно получения за постой денег»; некоторые, правда, выражали согласие, но поставили такие условия, которые для учеников являлись бы совершенно непосильными. Параллельно с этим инспектор подробно изображает условия тогдашней ученической жизни на квартирах.

Ученики Семинарии живут вместе с учениками духовного училища, человек по 8-10 в квартире; хозяйство у них общее, «сами покупают для себя муку, говядину, крупу, свечи и т.п.»; «некоторые из припасов получают из домов родителей»; «хозяевам платят за помещение, отопление, услужение, соль и квас». Маленькие квартиры от 1 до 5 воспитанников разрешались только у родственников или близких знакомых, которые принимали своих квартирантов на полное содержание. Обсудив положение дела, Правление пришло к выводу о невозможности устройства общих квартир, главным образом в виду бедности духовенства, и постановило просить епископа ходатайствовать пред высшею властию об ускорении постройкою семинарского корпуса[8]. Это дало-бы возможность поместить в семинарском общежитии наряду с казеннокоштными и часть своекоштных воспитанников. Владыка согласился с мнением Правления.

Таким образом мы видим, что условия квартирной жизни Костромских семинаристов были более, чем скромные; рано знакомили воспитанников с практическою стороною жизни. Отдельные документы говорят даже о вопиющей бедности среди тогдашних семинаристов, которая вынуждала некоторых из них бороться за самую возможность получения образования, на собственном примере убеждаться в превосходстве спартанского воспитания перед афинским. Некоторые из учеников опускали уроки из-за неимения теплой или приличной одежды. В 1849 г. на рапорте инспектора об учениках, не имеющих теплой одежды, преосвященный Иустин положил резолюцию: «Предлагаю семинарскому Правлению отобрать от учеников показания в том, от чего они не имеют теплой одежды, и потом рассудить, не следует ли их уволить из Семинарии, как не имеющих возможности продолжать учение». Строгая резолюция владыки заставила подтянуться учеников, позаботиться о зимнем туалете. Любопытны показания некоторых из них.

Один из учеников заявлял, что отец его совершенно расстроил свое состояние выдачею в замужество двух своих сестер и двух дочерей и не может ему доставлять достаточное содержание. «Впрочем – добавлял он в своем показании – и при скудном одеянии я никогда не пропускал даже одного класса по этой причине и надеюсь, что и в будущее время никогда не сделаю противного». По объяснению другого, после вакации он шел пешком и не мог захватить всего своего имущества, а отец по дальности расстояния и «худому» пути запоздал присылкою. Третий писал: «хотя одежда моя и не может называться приличною, однако я могу до времени и в ней безбедно ходить в класс, имея два тулупа старый суконный и крашенинный поношенный – оба меховые». Один и сам сознавал, что гардероб его никуда не годится: «хотя я имею у себя тулуп, покрытый желтою нанкою, но не хожу в нем в класс как по ветхости его, так и по сознанию его неприличия». Наконец, по признанию одного, у него не хватало средств не только на одежду, на и на пропитание (Пед.Д.№64).

Подобная бедность и ютилась по квартирам таких же бедняков, которым приходилось зорко следить за своими экономическими интересами и для защиты их прибегать иногда к крайним мерам. В 1850 г. инспекция, в заботе о здоровье учеников, решила закрыть одну квартиру. Но двое из постояльцев были должны хозяйке за постой 5 руб., и та не согласилась отпустить их. Инспектор ручался, что ученики после Рождественских каникул уплатят долг, но это ручательство казалось хозяйке мало надежным, и она грозила забрать одежду учеников. Для усмирения хозяйки Правление решило обратиться за содействием к полиции, но Преосвященный Леонид отклонил такую решительную меру: «с полициею сношений не делать», написал он в резолюции (Пед.Жур.№29). Из педагогического журнала № 12 1851 г. узнаем, что плата за квартиру была от 2 рублей в месяц; это – минимальная плата[9].

Таких неудобств и крайностей Евгению Евсигнеевичу, несомненно, не пришлось испытать. Условия квартирной жизни для него были сравнительно благоприятные. Как отмечено уже мною, в Низшем отделении он квартировал (м.б. у родственника или знакомого) вдвоем с товарищем – Яхонтовым, который за весь семинарский курс имел тоже хорошую аттестацию и по поведению и по успехам. Какого-нибудь дурного влияния на мальчиков со стороны великовозрастных учеников не могло быть. В Философском классе на новой квартире Е.Е. жил в обществе своих товарищей – все перворазрядных учеников. Только в Богословском классе состав квартирантов был более многолюдный и более разнородный. Но в это время Е.Е. сам уже был «начальством» - занимал должность главного старшего, и таким образом, сам мог влиять на порядок квартирной жизни[10]. Но так же несомненно, что эта внешняя обстановка будущего профессора была очень скромная и что в скромности, отличавшей нашего знаменитого ученого во всем, начиная с костюма и кончая манерою держать себя за ученою кафедрою[11] он привык, сроднился с нею еще в детские и юношеские годы своей жизни.

В Педагогическом журнале № 16, за 1853 г., подробно изложена и практиковавшаяся в то время система надзора за квартирными воспитанниками. Квартиры разделялись на четыре «ведомства или округа», и каждый квартирный округ был поручен специальному надзору одного из помощников инспектора – наставников Семинарии. Затем следовала инспекция из самих воспитанников: главные старшие – из первых учеников Высшего отделения; главному старшему поручалось наблюдение за отдельным округом; старшие (с их помощниками), в заведывании которых было от 5 до 6 квартир, и цензоры. Цензор имелся на каждой большой квартире, маленькие же квартиры подчинялись ближайшей к ним цензуре. Помощник инспектора посещал квартиры не менее раза в неделю, главный старший – не менее двух раз, старшие с своими помощниками попеременно каждый день. Инспектор, - которому подчинены были все эти исполнительные органы надзора, - разновременно, по усмотрению.

Между ученической инспекцией точно была разделена и канцелярская сторона работы. Цензоры были снабжены журналами для ежедневных записей о поведении учеников за сутки, о том, все ли были в церкви, в классе, кто куда, зачем и с чьего позволения отлучался с квартиры, читаны-ли молитвы утренние и вечерние т.п. Они-же, - но чаще всего сами посещающие, - должны были записывать, кто из надзирающих посещал квартиру и какие делал распоряжения. Цензорские журналы еженедельно представлялись на просмотр окружному помощнику инспектора и раз в месяц – инспектору. Независимо от этого, цензоры ежедневно, перед началом уроков, должны были «рапортовать» старшим о благосостоянии квартир; те делали соответствующие записи в окружных квартирных журналах, и эти журналы, минуя разные инспекции, в своем роде «лествичным восхождением»: чрез главного старшего, окружного помощника инспектора, инспектора – поступали еженедельно на благорассмотрение о. ректора. Ежемесячно подавались инспектору еще квартирные (нравственные) списки, на нескольких отдельных листах, по числу квартирных старших. Они составлялись и обычно собственноручно перепичывались старшими, и кроме общего доклада о состоянии квартиры, содержали в себе фамилии учеников как отличившихся за месяц по поведению, так и провинившихся в чем либо, с краткою характеристикою добрых и дурных поступков (количественно перевес всегда был на стороне первых). Каждый список скреплялся подписями: старшего, главного старшего и окружного помощника инспектора. Иногда главный старший собственноручно писал заглавный лист к спискам, с обозначением количества квартир, цензоров и учеников в его округе; но это была со стороны главного старшего уже сверхдолжная  заслуга.

Как отмечено выше, за исключением помощника инспектора Розова, остальные неделали в списках своих пометок общего характера, но характеристику главного старшего, степени его исправности по должности, иногда писали собственноручно и всегда, конечно, в похвальном тоне. Инспектор в некоторых случаях не соглашался с одобрительною характеристикою, сделанною тому или другому ученику, писал свои замечания чернилами или карандашем, вычеркивал из списка некоторые фамилии. Затем он составлял общий нравственный список и вместе со списками старших вносил на рассмотрении Правления. Последнее постанавливало выразить одобрение наиболее благонравным воспитанникам и порицание в чем либо провинившимся; фамилии тех и других внести в книгу о поведении.

На вопрос Правления: не находит-ли инспектор нужным усилить надзор за жизнию квартирных учеников, проф. Прилуцкий ответил отрицательно. Существующий порядок, - заявляет инспектор, - вполне достигает своей цели, и всякое изменение в нем, в сторону усиления надзора, лишь осложнило бы и без того многочисленные обязанности старших. «Ошибки или недосмотры при настоящем порядке наблюдения за поведением учеников в квартирах случается очень редко и почитается от него (инсп.), его помощников и от самих старших истинным несчастьем случай, если какой либо ученик замечается в предосудительном проступке»[12].

До Богословского класса Е.Е. не нес никаких обязанностей по надзору – ни цензора, ни старшего[13]. Осенью же 1852 г. он в числе первых учеников был назначен главным старшим в 3-й округ (П.Д.№56; в 1 окр. Алексей Виноградов, 2 Капитон Ширский, 4 – Евгений Копасов, старших во всех 4 округах было 24). Из заглавного листа при одном из нравственных квартирных списков, собственноручно написанного Е.Е. (П.Д.1853 г. № 65) узнаем, что в «ведомстве» Е.Е. состояло: 42 квартиры со 132 учениками, 26 цензорами. Помощником инспектора был И.Д.Алякрятинский. Деятельностию главного старшего он был, повидимому, вполне доволен и в нравственных списках, - иногда собственноручно, - давал такой отзыв: «Высшего 2 отд. Евг. Голубинский – примерным прохождением должности главного старшего» (Пед.Д.1853 г. № 118, за январь); за декабрь (собственноручно): «весьма ревностным прохождением должности главного старшего» (там же); тоже и за декабрь 1852 г. (П.Д.№108); за февраль, за май и за июнь 1854 г.: «весьма исправным прохождением должности главного старшего» (Пед.Д.№54). И аттестации других учеников по 3 округу за время староства Е.Е. проходили благополучно, не вызывали со стороны инспектора замечаний и вычеркиваний; в инспекторском докладе Е.Е., вместе со своим товарищем К.Ширским, получил хорошую аттестацию: «Капитон Ширский и Евгений Голубинский – особенно усердным прохождением должностей главных старших» (П.Д. за 1852-3 г. № 57)[14]. 

В первый год (1852-3 г.) и проступков более или менее крупных у учеников 3 округа не было; но во второй год отмечено два. Одно не столь крупное, - в нравственном списке за февраль значится: «Низшего 2 отделения Александр Горчаков 27-го числа ушел с квартиры, не сказавши никому о себе[15], куда и зачем, доселе скрывается неизвестно где» (Пед.Д. за 1854 г. № 54). Событие это окончилось, кажется, благополучно. Более крупное событие произошло в 3 округе в ноябре 1853 г. в районе одного из помощников Е.Е. – старшего Николая Соколова. Событие это случилось на главной в Костроме улице – Русиной, в самом центре – близ Ильинской церкви, имело свою очень длинную и любопытную историю, и потому я воспроизведу это происшествие подробно. В декабре 1853 г. в Правление Семинарии поступила следующая бумага.

В Правление Костромской Семинарии.

учеников той же Семинарии, квартирующих на Русиной ул., близ ц.Пророка Илии в доме Г-на Карцева, у мещанки Оксиньи Нечаевой, под ведением старшего 3 округа Николая Соколова

 покорнейшее прошение.

1853 года Ноября 29 дня в 11 ½ часов вечера, когда уже почти все спали, в дверях сеней этой квартиры послышался ужасный шум и стук, от которого спавшие пробудились. Когда же начали спрашивать о причине шума и стука, то ответом было: я – Иванов. Так как мы не знали: кто этот Иванов, и видели народ у крыльца, то не осмелились отпереть, опасаясь худых последствий, которые хотели прикрыть крепкою надеждою на дверь. Но этот Иванов продолжал стучать в дверь, так что дверь спала под его ударами; поэтому немедленно было послано известие в Полицию. А он, Иванов, с яростию ворвавшись в нашу квартиру и пришедши в наши комнаты, в которых был еще огонь, обругал скверными словами ученика Ивана Красногорского, даже замахивался несколько раз ударить. Тогда мы узнали, что это был столяр Никита Иванов Богомолов, квартирующий в нижнем этаже того же дома, и увидели, что он был в нетрезвом виде. Гнев его мы хотели укротить своим молчанием, но наше молчание еще более воодушевило его, и он продолжал ругаться. Не удовольствовавшись первым буйством, он явился во второй раз, и уже не одного ругал, но поносил всю квартиру. И эту брань мы великодушно перенесли. Когда же явился в третий раз, мы хотели защищаться собственною комнатною дверью, но, видя слабость ее, мы сочли за нужное связать его. Но когда стали вязать, с тем, чтобы передать его Полиции, от которой послов ожидали в скорости, то его громогласное: «караул», призвало на помощь всех его мастеровых, которые ворвавшись, начали защищать своего хозяина кулаками. При этом ученик Димитрий Сретенский претерпел две подщещины (sic)[vi] от мастеровых и третью от самого хозяина, и в то же время у некоторых из нас изорвана была одежда. Им же – Богомоловым в этом беспокойстве оставлен был медный подсвечник, с которым он пришел в этот раз, и фуражка. Приходил этот Богомолов и в четвертый раз собственно для того, чтобы ругаться с нашей хозяйкой. За недостатком солдат из Полиции, солдат Иван Гарелкин из будки близсоборной видел следы буйства этого Богомолова. Поэтому просим Правление Семинарии сделать надлежащее распоряжение касательно беспокойства, буйства, побой и потери одежды, причиненных Богомоловым. К сему прошению прикладываем руки ученики, квартирующие в означенном доме:

Высшего 2 отделения Иван Красногорский

Высшего 2 отделения Алексей Красногорский

Среднего 1 отделения Димитрий Лампов

 Арсений Соболев

Низшего 2 отделения Димитрий Сретенский

Низшего 3 отделения Александр Серафимов

 Иван Виноградов

 Василий Филоматинский

 Стефан Флеров.

Помета Правления: «Об исследовании противузаконных поступков Богомолова Правление Семинарии относилось в Полицию от 31 декабря за № 1800-м. Депутатом командирован учитель Семинарии Павел Розов, дано ему знать от того же числа за № 1801-м».

Этой «бумаге» Полиция с своей стороны дала «движение» уже 23 июня 1855 г., отношением в Правление Семинарии, с пометою: «в.нужное». Она начала дело, что называется : ab ovo – попросила Правление: «учинить справку, каких губерний, уездов и сел поступили они (ученики) в учение и каких отцов дети». Но дело – если не считать целого ряда полицейских и семинарских отношений и справок - кончилось ничем. От 4 ноября 1855 г. Полицейский Пристав 1 части сообщил Семинарии, что из означенных учеников «Лука (sic) Флеров и Алексей Красногорский, - ныне священники, иск свой, как видно из объяснений их, оставляют. Прочие же лица где находятся - неизвестно[16]; а как подобного рода поступки ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ Манифестом, состоявшимся в 27 день марта сего года, производством прекращаются, да и по делам несовершеннолетних обязываются законом продолжать иски родители и воспитатели их, к тому же из дела не видно, кому именно нанесено буйство и у кого на какую сумму состоялась потеря одежды и какая именно: то относясь сим покорнейше прошу Правление Семинарии почтить сим уведомлением, не согласно ли оно оставить производством это дело или доставить сведения в чем состояла потеря одежды, у кого именно и на какую сумму». Дело закончилось в 1856 г. Правление отправило в Полицию собственноручные подписки учеников «в том, что более иска, по жалобе нашей на мещанина Богомолова, продолжать не желаем», и что с своей стороны Правление «согласно прекратить производством это дело». Документы изображают это дело уже в стадии полицейского дознания, о предварительном же расследовании, произведенном инспекциею, в котором то или другое участие должен был принимать, как главный старший 3 округа, и Е.Е., известий не сохранилось.

Из экстраординарных событий, влиявших на ход семинарской жизни рассматриваемого времени, нужно отметить эпидемию холеры, особенно свирепствовавшую в первые годы семинарской жизни Е.Е. Случаи холерных заболеваний бывали и в духовно-учебных заведениях Костромской епархии[17].

Таковы были внешние условия, в которых проходили годы учебной жизни Е.Е. По архивным документам мы имеем возможность составить представление как о нравственном облике, так и об умственном развитии семинариста Голубинского.

Выше указана уже аттестация Е.Е. по поведению в училищном его свидетельстве. Такой же отзыв о нем дает и семинарское начальство в 1854 г., при выпуску из Семинарии. В свидетельстве об окончании семинарского курса (оно прилагается): способностей, прилежания и поведения отлично-хороших. С аттестациею благонравного, ни в чем не замеченного, ученика, с полным баллом по поведению (единица) Е.Е. проходил и весь курс семинарского учения.

Приведу из П.Д. отзывы о его поведении.

В списках с поведением, отосланных в Академическое Правление[vii], за 1848-9 г.г.: «Нишего 2 отделения Капитон Ширский – скромностию и аккуратностию, Евгений Голубинский – скромностию». (Пед.Д.№44); в нравственном квартирном списке за декабрь 1848 г., по 2 квартирному округу: «Е.Г. примерною скромностию»; в инспекторском докладе за тот же месяц: «усердием к богослужению и почтительностию к высшим себя» (тоже в сент. 1850 г.№63); в годовом списке за 1849 г.: «поведения отлично-хорошего» (П.Д.№111); тоже в 1850 г. № 58, 1851 г. № 54, 1852 г. №№ 66, 113, 1854 г. № 104); за 1850-1 г. в числе 5 учеников Сред.2 отд. – «весьма скромным поведением и усердием к богослужению». Обычно же в нравственных списках Е.Е. аттестовывали «скромностию» (1850 г.№№ 1, 4, 11, 35, 63; 1851 г. № 20; 1852 г. № 8, 32). В сущности это была шаблонная аттестация[18]; но как она верно отмечает отличительную черту в нравственном облике знаменитого профессора. Похвальные отзыва о примерном прохождении Е.Е. должности главного старшего уже приведены выше.

Прежде чем переходить к обзору документальных данных об успехах Е.Е. в семинарских науках, сделаю некоторые замечания о педагогическом персонале Костромской Семинарии того времени и об общей постановке в ней учебного дела.

Большую часть курса Е.Е. прошел во время управления Семинариею ректора архим. Агафангела.

По сохранившимся в семинарском архиве документам, арх. Агафангел (Соловьев, магистр Московской духовной Академии, назначенный в 1854 г. из ректоров Харьковской Семинарии) среди семинарской корпорации представляется не только незаурядною личностию, но и во многих отношениях выдающеюся. Следы его внимательного, умелого руководства отразились в жизни как Семинарии, так и подведомственных ей низших духовно-учебных заведений.

В 1850 г. о. Агафангел обращает внимание Правления на существенные недочеты по учебному делу в приходских училищах: «ученики (первого класса) учатся читать по книгам разного содержания и достоинства, иногда низкого и недостойного, каковы напр., сказки о Бове Королевиче, Кухарка и под. Читая в слух на разные голоса, они лишают учителя возможности следить за их чтением и исправлять ошибки». Входя в положение родителей, для которых было бы стеснительно покупать для детей новые, лучшие книги, о. ректор пожертвовал 233 экземпляра своих поучений, по числу учеников 1 класса во всех приходских училищах Костромской епархии. По докладу ректора, Правление постановило еще: не принимать в училище не имеющих Псалтирей для церковного чтения и приучать детей к выразительному чтению (Пед.Ж.№6, ст.10).

В том же году о. Агафангел, по собственному желанию, ревизовал духовные училища – Кинишемское и Макарьевское. Он оказался очень благожелательным ревизором: некоторых преподавателей похвалил за усердие и успехи, никого, как говорится, не разнес, хотя в постановке учебного дела и нашел крупные недочеты, особенно в преподавании географии – отсутствие наглядности. И в результате ревизии от смотрителя училища посыпались на Правление Семинарии представления о необходимости приобрести в училище глобусы, географические карты и др. Предметы для наглядного преподавания. Один из смотрителей прислал даже составленный им учебник по географии, но комиссия из семинарских преподавателей, высказавшая желание видеть в учебнике кроме голой номенклатуры побольше сведений бытовых, а главное исторических, забраковала этот труд (Пед.Ж. за 1850 г. № 20, сн. №4.)

В Семинарии ректор обращал внимание на постановку письменных работ: требовал от преподавателей согласованности тем со знанями и развитием учеников и представления ему тем не предварительный просмотр (Пед.Ж.1850 г. № 1).

При архим. Агафангеле и, несомненно, по его инициативе, Правление Семинарии поставило даже вопрос о коренной реформе приемов преподавания. Поводом к этому послужило разосланное Академическим Правлением по семинариям строгое предписание о лучшей постановке учебного дела, так как на вступительных экзаменах в Казанской Духовной Академии большая часть воспитанников оказалась неподготовленною к прохождению академического курса. Предупреждая семинарии, что для Академии важно не количество студентов, а их нравственная и умственная зрелость, требуя обратить самое строгое внимание, Академическое Правление не указывало однако никаких средств для более успешного достижения этого. Правление Костромской Семинарии не ограничилось шаблонным в таком случае постановлением: «принять к сведению и неуклонному исполнению», но вслед за этим постановлением указало Академическому Правлению на главные причины в неудовлетворительной постановке семинарского преподавания и на средства устранения существеннейших недочетов. Оно просило Академию снабдить семинарских преподавателей программами и руководствами-учебниками: «дабы освободить учеников Семинарии от томительной и между тем мало полезной письменности, которая, отнимая у них весьма много времени, препятствует занятиям более полезным, напр., чтению книг или сочинению проповедей и рассуждений, так как на переписку уроков почти по каждому предмету должны они употреблять времени несравенно более, чем на изучение их» (Пед.Д.1849 г. № 21).

Иногда Правление Семинарии даже выходило из узких рамок предоставленной ему компетенции и выступало с такими проектами в педагогических делах, которые отклонялись высшею властию, вызывали даже с ее стороны замечания Правлению за излишнюю самостоятельность и новаторство. Так, напр., в июне 1850 г. ректор архим. Агафангел доложил Правлению, что еврейскому языку обучается в Семинарии всего 7 учеников, и что познания их настолько неудовлетворительны, что один лишь из экзаменовавшихся «не худо читает» и может делать грамматический разбор. Ректор предложил Правлению обсудить, не лучше ли будет заменить еврейский язык каким-нибудь другим необязательным предметом, и Правление, вполне согласилось с заявлением ректора о бесполезной трате денег на жалование преподавателю еврейского языка, предположило заменить еврейский язык преподаванием церковной живописи – «с пользою несравненно большею» для дела и для воспитанников (Пед.Ж. № 29). В начале следующего учебного года ректор заявил, что из учеников Семинарии никто не изъявил желания изучать еврейский язык; так как то же самое повторилось и в следующие годы, то Правление свое постановление о введении классов церковной живописи послало на утверждение Московской Академии (П.Ж.1850 г.№ 32, 1852 г. №31). Но Академическое Правление не согласилось с мнением семинарского Правления, исходя из того положения, что знание еврейского языка очень нужно для основательного изучения богословия, и что в других семинариях не бывает отсутствия в желающих изучать этот очень нужный язык. В октябре 1852 г. оно предписало семинарскому начальству: «лучших учеников всячески убедить немедленно начать изучение еврейского языка» и вместе с этим предупреждало, что если и после убеждений дело останется в прежнем положении, то Академическое Правление «представит сие обстоятельство, как необычное в Московском Духовно-учебном округе, в особенное внимание Высшего Начальства». Семинарскому Правлению пришлось таким образом изменить свой взгляд на значение еврейского языка: «Настоятельное убеждение сделано 30 октября. Вследствие сего убеждения изъявили желание заниматься еврейским языком 20 человек» (Пед.Д. за 1852 г.№ 31 – прилагается); с 1-го ноября постановлено было возобновить преподавателю еврейского языка – Алякритскому выдачу жалования. На преподавателе, косвенном виновнике полученного выговора, Правление хотело как бы отвести свое раздраженное чувство. В виду засвидетельствованных ранее ректором неуспехов преподавания, оно предложило Алякритскому «усугубить свое усердие и внимательность» и одновременно поставило вопрос: не следует ли в видах такого «усугубления» освободить преподавателя от должности помощника инспектора, тем более, что у него слабое зрение? Но Алякритский обратился к Преосвященному и отстоял свои права. Тогда Правление сделало такое постановление: «хотя учитель Алякритский и не имеет особенных заслуг (а пользуется 5 денежными окладами)»…, но так как он просил Преосвященного оставить за ним должность помощника инспектора: «по многочисленности его семейства, то по сей только причине и оставить» (Пед. Ж. № 33).

Этот эпизод с еврейским языком имеет и ближайшее отношение к Е.Е.

В прилагаемых списках учеников, желающих изучать «вольные» языки (еврейский, французский и немецкий), на первой странице встречаем его фамилию с собственноручною отметкою: «не желаю», а на последней он помещен в числе 20 желающих. Такая быстрая перемена в склонностях находит для себя разъяснение в собственноручной заметке ректора на поле, от 30 октября.

Архимандрит Агафангел заботился и о подборе ближайших своих сотрудников по воспитанию. В 1846 г. он настоял на увольнении от должности инспектора архимандрита Иоанна, за недостаточно исправное отношение его к своим обязанностям, и свой выбор остановил на светских лицах, сначала на профессоре философии Веселовском, затем на молодом (ему было всего 30 лет) и очень энергичном профессоре Словесности Прилуцком. О взглядах арх. Агафангела и Прилуцкого на воспитание вообще и на нравственный уровень тогдашних питомцев Костромской Семинарии мне уже пришлось говорить раньше.

Высшее начальство ценило деятельность о. Агафангела. В декабре 1852 г. он был вызван в Петроград (П.Ж.№.36) на исправление чреды священно-служения и проповеди и уже не вернулся в Кострому – был перемещен на должность ректора Казанской Духовной Академии (Пед.Ж.1854 г. № 5). С его уходом педагогические дела и журналы в значительной степени утрачивают свой интерес: педагогическое содержание в них заметно уступает свое место канцелярской форме. После временного исправления должности ректора протоиереями-преподавателями Семинарии Зориным и Бронзовым, в мае 1854 г. ректором Семинарии был назначен архимандрит Порфирий (Пед.Ж. № 10). Прилуцкий в 1850 г. овдовел и на предложение принять монашество «ответил нежеланием»; ему была прекращена выдача классного оклада, и тогда же он заявил о решении выдти из духовного звания (Пед.Ж. 1850 г.№ 33, 1851 г. № 1). Но он оставался инспектором до конца 1852-3 учебного года; 2 августа 1853 г. перешел на службу в Петроград в Министерство Финансов, на должность помощника столоначальника Департамента разных податей и сборов. Его место в Семинарии занял проф. Воскресенский. При арх. Порфирии и инсп. Воскресенском и окончил семинарский курс Е.Е.

Корпорация семинарская была молодая (только двум преподавателям было больше сорока лет) и, судя по документам, работала дружно. Для характеристики корпорации, может быть, имеет некоторое значение следующая мелкая деталь. Проф. Прилуцкий составлял историко-статистическое описание Костромских монастырей, но за переводом его в Петроград труд остался не законченным. Консистория обратилась в Правление с просьбою указать, кого из преподавателей оно считает «более способным» продолжать начатый Прилуцким труд. Правлению, очевидно, не понравилась эта, не совсем удачная в стилистическом отношении, фраза, и оно резко ответило Консистории, что одинаково способными к этой работе считает всех преподавателей, но «не считает нужным» возлагать ее выполнение на кого нибудь, так как у всех достаточно занятий педагогических и так как желания продолжать работу никто из преподавателей не изъявил. Владыка деликатно заметил Правлению, что оно отвечает не по существу дела, и тогда вопрос был пересмотрен. Выразил желание учитель словесности Розов, но Правление почему-то поручило работу преподавателю церковной истории Пернаткину (Пед.Ж. 1853 г. № 34)[19].

Кроме конспектов для годовых и третных испытаний и программ для публичных экзаменов в архивных документах нет других данных для суждения о постановке преподавания по каждому предмету семинарского курса; эти же материалы слишком общи и однообразны, чтобы по ним строить какие-либо предположения. Исключение представляют собою лишь прикладные науки: сельское хозяйство, медицина, практические занятия по геометрии. Высшее начальство усиленно рекомендовало эти побочные для богословского образования предметы. Оно указывало на практическое значение для семинаристов подобных наук. Знание сельского хозяйства и геометрию – последнюю велено было изучать применительно к землемерию, и «применять содержание науки к нуждам сельского быта», - даст возможность ученикам, не поступившим в духовное ведомство, найти себе места «по межевому управлению и у частных землевладельцев», а священникам – самим проверить планы наделения землею и завести рациональные способы хозяйства (Пед.Ж.1850 г.№6). Сверху – и от Духовного Начальства и из Вольно-Экономического Общества, обильно сыпались предписания, указания, запросы, пожелания и т.п. В целях, очевидно, развить соревнование начальство указывало, что в некоторых семинариях науки эти поставлены особенно хорошо: имелись при семинариях образцовые огороды, ученики практиковались у кроватей больных в семинарской больнице, изучали оспопрививание, изготовляли лекарства и т.п. (Пед.Д. за 1851 г.№ 1). Вольно-Экономическое Общество предлагало преподавателям вести метеорологические наблюдения, доставлять сельскохозяйственные сведения и т.д. (П.Ж.1850г. № 63, сн. 1849 г. № 4, 1852 г. № 12). В унисон с предписаниями Высшего Начальства и преподаватели сельского хозяйства[20] усердно рекламировали свою науку: заваливали Правление подробнейшими отчетами и проектами о своей деятельности, торопили с устройством образцового огорода, просили средств «для агрономического путешествия по Костромской губернии» (Пед.Ж.1850 г.№ 2) и были, по их словам, так перегружены работою, что не могли доставлять в Вольно-Экономическое общество сведений по метеорол. наблюдениям и почти два года тянули дело с составлением более точной программы для преподавания (Пед.Ж. 1852 г. № 12, сн. 1849 г. № 4). Но семинарское Правление довольно сдержанно отзывалось на эту оживленную, главным образом, бумажную работу: заслушивало отчеты и ограничивалось постановлениями общего характера, а по вопросу об устройстве образцового огорода и фермы давало растяжимые обещания: устроить, «если изыщет к сему возможность» (Пед.Ж. 1852 г. № 35). А преподаватель Соколов, на собственном примере доказывавший большую пользу практических занятий по геометрии для тех из учеников, которые поступили в светские высшие учебные заведения, в одном из своих докладов вынужден был констатировать такой, в сущности неутешительный, факт, что из 1 ½ отделений (значит, не меньше 80 учеников) только 16 учеников оказали хорошие успехи, «остальные же по лености, плохие и даже никаких». Представляя список последних, просил Правление на них «воздействовать» (Пед.Ж.1851 г.№ 31). Впрочем, в целях беспристрастного освещения дела, нужно отметить, что иногда, согласно предписаниям, посылались в Петроград практические работы по геометрии, и одному ученику в награду была прислана готовальня, и что при Семинарии был заведен в своем роде сельскохозяйственный музей: гербарий из 350 ном. (в 1854 г. из 500), образцы почв – в 1851 г. 15 №№, в 1854 г. – 30, минералов – 1851 г. -40, в 1854 -50 (П.Ж.1851 г., 1854 г. № 29).

В архивных документах я не нашел сведений о постановке в Семинарии письменных работ. Только в отчете ревизора (Пед.Д.1849 г.№ 2) указаны некоторые темы для экзаменационных сочинений на латинском языке. Затем из особого мнения, поданного преподавателем Всеобщей истории и латинского языка Н. Радковским, узнаем о количестве сочинений – по Истории в первом классе. По русской истории первый год в первую и вторую половину ученики писали два сочинения, по одному каждую треть, по Всеобщей истории только в январскую треть одно или два сочинения, потому что в сент. треть ученики Словесности еще не могут писать исторических сочинений; по латинскому языку – в сент. трети дается два упражнения, в январской –одно. Таким образом в каждую треть учитель прочитывает три сочинения. Во2-й год в обеих третях число сочинений составляется из двух по Всеобщей истории и одного по латинскому языку. Так как синодальные правила требовали еще ежемесячно давать по одной задаче с русского языка на латинский, то у преподавателя возникло недоумение: входит ли это упражнение в общее число сочинений или стоят от них отдельно? В последнем случае число ученических работ в треть увеличивалось бы до шести, что представлялось Радковскому «весьма обременительным», как для наставника, так и для учеников, которые одновременно должны писать сочинения и другим наставникам (Пед.Д.1852 г. № 62).

Таким образом, количество письменных работ было обильное.

Внешние условия для классных занятий во все время учения Е.Е. были крайне неблагоприятные. В 1849 г. Правление доносило высшему Начальству, что «классические комнаты так тесны, что в некоторых классах часть учеников остается без мест, другие, быв обращены на время из кухни и сушильни, не соответствуют своему назначению» (Пед.Д.1852 г. № 62).

Как бы то ни было, постановка учебного дела в Костромской семинарии была удовлетворительная. Об этом свидетельствует, прежде всего, отчет ревизовавшего Семинарию в 1849 г. ректора Московской духовной Академии архим. Алексия. Ревизор прибыл в Семинарию 5 июля «в 12 часов ночи». С 6 по 14 июля он ревизовал Семинарию и производил экзамены по всем предметам. 14 июля, в присутствии епископа и ревизора, происходил публичный экзамен (Пед.Д.1849 г. № 2). В отношении Академического Правления по поводу ревизии не отмечено в сущности никаких дефектов (велено только не выпускать студентами больше 1/3 общего числа оканчивающих курс); десяти из преподавателей, во главе с ректором архим. Агафангелом, выражена благодарность за ревностное и успешное ведение дела (Пед.Ж.1850 г. № 1). За то же говорит и факт успешного поступления Костромских семинаристов в высшие светские учебные заведения. Ежегодно отправлялись по два- по три человека в Медико-Хирургич. Академию, Главный Педагогический Институт. Были отдельные случаи поступления в Московский Университет, Ярославский Демидовский Лицей, Харьковское Высшее Ветеринарное училище и др. Незначительность процента в последнем случае зависела сколько вообще от стеснительных условий в тогдашнее время для поступления в Университеты, столько же, если не больше, и от бедности Костромских семинаристов. Как только Медико-Хирургическая Академия объявила о закрытии стипендий для первокурсников, уменьшилось и количество заявлений о желании поступить в Академию. Наконец, самым красноречивым доказательством того, что Костромская Семинария, несмотря на скудность своей обстановки и материальную бедность учеников, стояла на высоте призвания, служит «стая славных» ее питомцев, среди которой блестят имена, как А.В.Горский, Епископ Порфирий Успенский, Полисадов, Ф.А.Голубинский, М.И.Горчаков, Реформатский, Н.С.Суворов, Е.Е.Голубинский и друг.

После этих общих замечаниях перейдем к обзору сохранившихся в документах данных об успехах Е.Е. в семинарских науках.

Е.Е. окончил курс Семинарии в 1854 г. 19 июля первым учеником по 2 Высшему отделению, с отметкою в разрядном списке, рукою секретаря: «назначается в Московскую Духовную Академию»[21]. Но первое место Е.Е. занял только в последний год обучения, раньше же все время первым учеником шел его товарищ Капитон Ширский, которого до окончания курса в 1853 г., Правление отправило в Петроградскую Духовную Академию. В разрядных списках по отдельным предметам и по третям Е.Е. занимал разные места, в годовых же разрядных списках большею частью третье. Приведу табели его успехов в хронологической последовательности.

1848-9 учебный год.

По Православному Исповеданию: К. Ширский, Е. Голубинский.

По истории и латинскому языку: Ширский, Яхонтов, Голубинский – весьма хорошо.

По Алгебре: Ширский, Яснев, Голубинский.

По Греческому языку: Ширский…; 14 Голубинский – очень хорошо.

Годовой разрядный список.

Низшего 2 отделения: К. Ширский, Вас. Муравьев, Е. Голубинский. – Всего в отделении было 66 учеников, из них 5 исключены по малоуспешности и малоспособности. (Пед.Д.№ 106).

1849-50 учебный год.

Низшего 2 отд. – в декабре.

По Словесности: Ширский, Муравьев, Голубинский (способности, прилежание и успехи: «отличных»).

Чтение истор. книг В.Зав.: Ширский, Голубинский.

По Истории, Богосл. книг. и Латин.яз.: Ширский, Голубинский (оба прилежания «примерно-ревностного»).

По Геометрии: Ширский, Горчаков, Муравьев, Спасский, Голубинский.

По Греческому языку: Ширский…, 17 Голубинский: «хороших». (Пед.Д.№108).

В июне:

По Алебре, Геометрии и Пасхалии: Ширский, Н.Горчаков, А.Стрежнев, Е.Голубинский (очень хорошо).

По Словесности: Ширский, Муравьев, Голубинский – оч. хорошо.

По Православному Исповеданию, Чтению Исторических книг Ветх.завета: Ширский, Голубинский – отлично.

По Греческому языку – Е.Голубинский десятым, с отметкою: «достаточно». (Пед.Д.№ 116).

В годовом списке: 2 Низш. Отд.: Ширский, Муравьев, Голубинский (Кологривского уезда, Рожд. Богородицкой церкви, села Матвеева, священника Евсигния Пескова сын, 15 лет, поступил в 1848 г., способностей и успехов весьма хороших, поведения отлично-хорошего, разряда 1-го, на своем содержании). (Пед.Д.№.111).

1850-1 учебный год.

Среднее 2 отделение; испытания в декабре.

Учительн. книги Вет.Зав.: Голубинский, Ширский.

История библейская: Ширский, В.Залесский, Евг. Копосов, Голубинский.

По Российской Истории: Ширский, Залесский, Копосов, Голубинский.

По Физике и Естеств. Истории: Голубинский, М.Ювенский, Копосов, Залесский, Ширский.

По Греческому языку: Ширский, Голубинский (Пед.Д. № 117).

По поведению Е.Е. занял пятое место: Ширский, Смирнов, Золотов, Лебедев, Голубинский (№ 46).

1851-2 учебный год.

Среднее 2 отделение; - испытания в декабре.

По Патрологии: Ширский, Залесский, Копосов, Голубинский (способностей весьма хороших, прилежания – весьма ревностного, успехов – отлично-хороших).

По Ботанике: Копосов, Ширский, Голубинский – отлично.

По Библейской Истории: Копосов, Ширский, Залесский, Красовский, Лаговский, Голубинский (очень хорошо).

Общий разрядный список: Ширский, Залесский, Копосов, Голубинский (П.Д. №94).

Испытания в июне-июле.

По Логике, Психологии, Патристике, Латинскому яз.: Ширский, Залесский, Копосов, Голубинский (первые два прилежания «неутомимого», вторые «весьма ревностного»).

По Герменевтике и Чт. кн. В. Зав.: Голубинский, Ширский, Залесский

По Русской Гражданской Истории: Ширский, Семеновский, Залесский, Копосов, Спасский, Груздев, Голубинский.

По Библейской Истории: Копосов, Ширский, Голубинский.

Греч. отцы церкви: Ширский, Мирмиков, Голубинский (П.Д. № 93).

Общий разрядный список: Ширский, Залесский, Голубинский.

1852-3 учебный год.

Высшего 2 отделения испытания за декабрь.

Чтение книг Нов.Зав.: Ширский, Залесский, Лаговский, Красовский (весьма хорош.), Голубинский (оч.хорош.)

Догматическое Богословие, Гомилетика, Учение о вероисп.: Ширский, Залесский, Голубинский.

Церковная история: Ширский, Залесский, Голубинский.

По Еврейскому языку: Соколов, Розанов, Голубинский (№ 97).

Общий разрядный список: Ширский, Залесский, Голубинский (П.Д.№95).

Испытания в последней трети.

Латинский язык (в январе): Ширский, Голубинский (занимался оч. хорошо, № 64).

Церковная История и Обрядословие: Ширский, Залесский, Голубинский.

Общий разрядный список: Ширский, Залесский (отл.хорош.), Красовский, Голубинский (оч. хорош., П.Д.№ 115).

В именных списках: Ширский, Залесский, Голубинский – 18 л., отл.хор., 1 разр., на половинном (П.Д.№ 98).

Всего в отделении 53 человека (№ 95).

1853-54 учебный год.

Испытания за первую треть.

Нравственное Богословие и Пастырское: Голубинский, Залесский, Лаговский (отлично хорош.).

Священное Писание: Голубинский, Залесский, Красовский (отл.хорош.).

История Российской церкви: Голубинский, Касаткин, Красовский (весьма хорошо).

Греческий язык: Голубинский, Соколов, Залесский (занимались очень хорошо Пед.Д. 1853 г. № 116).

Испытания в июне-июле.

Нов.Зав.: Голубинский (отл.хорош.), Красовский, Лаговский (весьма хорош.)

История Российской церкви: Касаткин, Лаговский, Голубинский (отлично).

Греческий язык: Голубинский, Соколов (оч.хорош.). (№ 62).

В разрядном списке оканчивающих: Голубинский, Красовский, Лаговский… (№ 44).

По Сельскому хозяйству Е.Е. занимает в 1854 г. всего лишь десятое место, с отметками: способностей – весьма хороших, успехов – очень хороших (П.Д.№ 62); по медицине в 1853 г. первое место: Голубинский, Залесский (П.Д. № 116); в 1854 г. – второе: Залесский, Голубинский. (П.Д.№ 115). Отметка в семин. аттестате показывает, что Е.Е. был знаком и с приемами оспопрививания: Начальн.основ. медицины и оспопрививание – очень хорошо. По другим предметам в аттестате отмечено отлично-хорошо, весьма хорошо, очень хорошо, кроме Алгебры, Геометрии, Пасхалии и Еврейского языка, по которым имеет только «хорошо». Новым языкам не обучался[22]. В 1852 г., как значится и в аттестате, посвящен в стихарь. Окончил Семинарию 20 лет (По именным спискам № 104 – 19 лет, способностей, прилежания и успехов – отлично-хороших; 1 раз.: «на своем» (содержании), выбыл в Московскую Духовную Академию).

Как лучший ученик, Е.Е. несколько раз выступал на публичных испытаниях: в 1850 г. июдя 14-го по Гражданской Истории: Ширский, Голубинский, Розов – отвечали о Тридцатилетней войне (П.Д. № 56); в 1851 г. по Священному Писанию: Голубинский, Лаговский, Спасский, Ювенский, Красовский – о книге Иова (П.Д.№ 49); в 1852 г. по Психологии: Ширский, Залесский, Голубинский, Спасский – о воображении и уме, как высшей познавательной способности (П.Д. № 48).

По делу о назначении Е.Е. в Московскую Духовную Академию ограничусь общими, дополнительными к содержанию прилагаемых документов, замечаниями.

Изъявили желание держать экзамен в Академию два ученика из Высшего отделения – Виноградов и Муравьев. Но Правление нашло, что Виноградов «ослабел в науках», и разрешение на поездку отложило до окончания годичных испытаний (П.Д.1854 г. № 15). Так как оба волонтера выдержали их удачно, то Правление разрешило им ехать, только предупредило, что экзамены в Академию будут очень строгие. В качестве рекомендуемых[23] Правление остановилось на двух первых учениках: Высшего 1 отд. Николае Соколове и Высш. 2 отд. Е.Е. Кроме академических предписаний по поводу неудовлетворительных ответов воспитанников большинства семинарий на экзаменах в Казанской Духовной Академии, у Правления было и частное побуждение с особою осторожностию отнестись в этом году к вопросам о разрешении и о рекомендации в Академию своих питомцев. Как указано раньше, первый ученик из отделения Е.Е. – Капитон Ширский был послан Правлением в Петроградскую Академию до окончания им полного курса (П.Ж.1853 г.№ 10). Но экзамен в Академии у Ширского сошел неудачно. Центральное Управление от 3 отктября 1853 г. сообщая Семинарии. что присланный в состав курса Петроградской Духовной Академии «ученик Кап. Ширский, по ограниченности своих познаний, оказался неприготовленным к прохождению Академического курса», по поручению Обер-Прокурора, поставило «сие на вид Семин. Правлению, с таким подтверждением, что в перед подобные воспитанники будут возвращаться, на счет членов семинарского Правления» (П.Ж.№ 32). Но за товариша Ширского – Е.Е., за нравственную и умственную зрелость его Правление Семинарии могло быть совершенно спокойным. Московская Академия не только приняла, но и навсегда оставила у себя этого знаменитого питомца Костромской духовной Семинарии.

Вот и все существенное, что я нашел возможным извлечь из документов семинарского архива об Е.Е.Голубинском.

Преподаватель Костромской Духовной Семинарии

Николай Серебрянский.

1915 г. 8/V.

г. Кострома

№ 794. 6 августа 1848 г. Докладывано 13 Августа.

В Правление Костромской Духовной Семинарии.

Смотрителя Солигаличских духовных училищ Кандидата Якова Яхонтова рапорт.

При сем имею честь представить в Правление Семинарии копию с разрядных списков учеников Солигаличских духовных училищ, составленных после частных испытаний, бывших при окончании 1847/8 учебного года, и, в двух экземплярах, свидетельства учеников высшего отделения уездного училища назначенных к поступлению в Семинарию и в Епархиальное ведомство.

Смотритель Кандидат Яков Яхонтов.

№ 94. 31 Июля 1848 года.

Список учеников Костромской Семинарии высшего 2-го отделения по классам Нравственного и Пастырского Богословия, составленный в декабре 1853 года.

Разряд 1.

Бог. оч. хор. 1: Евгений Голубинский

 отлично хорошо

Всех 48.

Учитель Богословия Иеромонах Иустин

Список учеников Костромской Семинарии высшего 2-го отделения по классу чтения Священного Писания, составленный сообразно их способностям, прилежанию и успехам за Сентябрьскую треть 1853-го года.

Имена и фамилии учеников. Способности. Прилежание.  Успехи.

1: Евгений Голубинский отлично хороших

Всех 48.

Профессор Семен Ширский.

12 декабря 1853.

Список учеников 2-го Богословского класса, по успехам их в знании Истории Российской Церкви и Канонического Права, составленный в Декабре 1853 года.

Имена и фамилии учеников. Способности. Прилежание.  Успехи.

1: Евгений Голубинский 

 весьма хороших

Всех 48

Учитель Кандидат М.Виноградов

Список учеников Костромской Семинарии высшего 2-го отделения с показанием их успехов по классу Греческого языка за Сентябрьскую треть 1853/54 учебного года.

Имена и фамилии учеников. Успехи.

1: Евгений Голубинский 

 занимались очень хорошо.

 Всех 48.

Ученики занимаемы были переводом из Нового Завета посланий Ап. Павла к Галатам, Ефесянам, Филиппийцам и Колоссянам с грамматическим и филологическим разбором.

Учитель Василий Богословский

Список учеников Костромской Духовной Семинарии высшего 2-го отделения по классу Медицины за Сентябрьскую треть 1853 года.

Имена и фамилии учеников. Способности. Прилежание.  Успехи.

1: Евгений Голубинский оч. хорошо

 Всех 47.

Наставник Медицины М. Альбицкий.

1852 г. Дело по записке Ректора Семинарии архимандрита Агафангела о закрытии в здешней Семинарии Еврейского языка и о введении на место его церковной живописи. Но 10 пис. полл. По описи № 49.

№ 687. 11 сентября 1852 г. Доклад. 12 Сентября.

В Правление Костромской Семинарии Ректора Семинарии Архимандрита Агафангела записка.

В начале текущего Сентября отбираемы были отзывы от учеников Семинарии всех отделений, кто из них и какому именно желает обучаться из вольных языков. Обучаться Еврейскому языку из учеников высшего отделения никто не изъявил желания. Французскому языку изъявили желание обучаться 87 человек, Немецкому – 43 человека. Список сих учеников вношу на Семинарское Правление. Сентября 10 дня 1852.

Семинарии Ректор Архимандрит Агафангел.

Ведомство Православного Исповедания. Духовно-Учебное Управление при Святейшем Синоде. Московский Духовно-Учебный Округ. Московская Духовная Академия. Внешнее Правление. Сергиев Посад. Октября 17 дня 1852 г. № 307.

№ 846. 30 Октября 1852 г. Доклад. 31 октября.

Правлению Костромской Семинарии.

Костромское Семинарское Правление от 7 текущего Октября (№ 1333) доносило Академическому, что из учеников Семинарии никто не изъявил желания обучаться в текущем году Еврейскому языку, и посему ходатайствовало об открытии в Костромской Семинарии, вместо Еврейского языка, класса церковной живописи, с производством Наставнику оной того же жалования, какое было выдаваемо преподавателю Еврейского языка.

Правление Академии, приняв во внимание, что знание Еврейского языка весьма нужно для основательного изучения Богословия и относящихся к кругу оного наук; что в Семинариях, где открыты способы к приобретению сего знания, Начальства должны заботиться не о закрытии оных, а об умножении желающих пользоваться ими, и что в других Семинариях Московского Духовно-учебного Округа никогда не бывает недостатка желающих обучаться Еврейскому языку, находит нужным предписать и предписывает Семинарскому Правлению употребить все зависящие меры к тому, чтобы лучшие по крайней мере ученики высшего отделения, быв убеждены Начальством в важности для них знания Еврейского языка, немедленно приступили к изучению оного под руководством существующего Наставника. К сему Академическое Правление нужным считает присовокупить, что в том случае, если и после сего не окажется в Костромской Семинарии желающих обучаться Еврейскому языку, оно представит сие обстоятельство, как необычайное в Московском Духовно-Учебном Округе, в особенное внимание Высшего Начальства.

Академии Инспектор Архимандрит Сергий.

Секретарь Е. Амфитеатров.

 

В списке учеников, изъявивших желание обучаться вольным языкам[viii]

Еврейскому

1-го отделения – 4, 2-го отд. 3, все написали: «не желаю» (в том числе и Голубинский).

Французскому

1-го отделения – 10, 2-го отд.- 11, Е.Е. Голубинского нет.

Немецкому

1-го отделения – 4, 2-го отд.- 3, Е.Е. Голубинского нет.

Потом изъявляют желание заниматься Еврейским языком. Настоятельное убеждение сделано 30 октября 1852 г.. Р.А.А. (Ректор архим. Агафангел):…

10 - 1-го отделения и 10 - 2-го отд., в том числе Е.Е. Голубинский.

1854 г. Дело по записке г. Эконома Семинарии Мухина об уплате разным лицам за вещи, взятые у них для Студентов Семинарии Соколова и Голубинского, отправленных в Академию. На 1 пис. полл. По описи № 54.

№ 675. Пост. 14 Августа 1854 г. Доклад. 18 Августа 1854 г.

В Правление Костромской Семинарии Эконома Алексея Мухина записка.

Прошу покорнейше Правление Семинарии уплатить нижеименовынным лицам за вещи, взятые у них для Студентов Семинарии, отправляемых в Московскую Духовную Академию, Николая Соколова и Евгения Голубинского: 1) купцу Василью Логинову за 2 черные шелковые косынки, по 1 руб. каждая, 2 руб. и за 2 подтяжки, по 60 коп., 1 руб. 20 коп., всего 3 руб. 20 коп. 2) Костромской мещанке Афимье Ржицыной за 27 арш. полотна, для постройки 6 рубашек, по 16 коп. арш., 4 руб. 32 коп. и за 24 арш. новины для подштанников, по 7 коп. арш., 1 руб. 68 коп., и за шитье 6 рубашек и 6 подштаников, по 20 коп. с пары, 1 руб. 20 коп., всего 7 руб. 20 коп. и 3) Костромскому мещенину Ивану Тютину за 2 пары выростковых полусапожек, по 2 руб. за пару, 4 руб. сер. Итого всем поименованным лицам следует уплатить четырнадцать руб. сорок коп.

Семинарии Эконом Алексей Мухин.

Авг. 1854.

№ 90. 1854 Июля 19. К исполнению.

1854 года Июля 17 дня Члены Семинарского Правления:

Исправляющий должность Ректора Семинарии Священник Ксенофонт Бронзов,

Инспектор Семинарии Профессор Словесности Сильвестр Воскресенский,

Эконом Семинарии Профессор Алексей Мухин

прибыли в присутствие в 10 часов утра.

Докладывано:

1.            Предписание Правления Московской Духовной Академии (пост. 30 Июля) следующего содержания: «В следствие представления Костромского Семинарского Правления от 21 Июня (№ 552), Академическое Правление разрешает воспитанникам той Семинарии высшего отделения 1-го класса Алексею Виноградову и Василию Муравьеву явиться на приемные испытания, с таким присовокуплением, что волонтеры, по причине незначительного числа остающихся для них вакансий, будут испытуемы с особенною строгостию. Правлению Семинарии дается знать о сем для объявления означенным воспитанникам.

Рассуждено: 1. Желающим поступать волонтерами в Московскую Духовную Академию ученикам высшего отделения 1-го класса Алексею Виноградову и Василью Муравьеву объявить о разрешении им Московским Академическим Правлением явиться в Академию на приемный экзамен чрез г. Секретаря Семинарского Правления. Вместе с этим объявить, что волонтеры, по причине незначительно числа остающихся вакансий, будут испытываемы с особенною строгостию. В слышании этого объявления взять от них расписку.

2. Если Виноградов и Муравьев, после сего объявления, не изменят своего желания – явиться на приемный экзамен в Московскую Академию, то чрез г. же Секретаря Семинарского Правления потребовать, чтобы они не позже, как к 30-му числу настоящего Июля, представили

в Правление Семинарии по 34 руб. 28 ½ коп. на первоначальную экипировку, в случае поступления сих денег 34 ½ коп. на пересылку сих денег по почте в Правление Московской Духовной Академии. По получении сих денег в Правлении Семинарии, записать их приходом в статью транзитных сумм. 3. Просить Костромскую Духовную Консисторию, чтобы она прислала в Семинарское Правление выписку из метрических книг о рождении и крещении воспитанников Виноградова и Муравьева. В отношении прописать, основываясь на Семинарских документах, число лет их и место службы их родителей. 4. Врача Семинарской больницы, г. Инспектора Врачебной Управы Альбицкого просить, чтобы он доставил в Семинарское Правление свидетельство о состоянии здоровья Виноградова и Муравьева, а также и о том, была ли привита им оспа.

5. Выписку из метрических книг и свидетельство врача, вместе с аттестатами Семинарского Правления об успехах и поведении учеников Виноградова и Муравьева, препроводить в Московскую Духовную Академию в начале Августа настоящего года. 6. Тогда же с этими документами отправить и деньги, следующие на первоначальное устроение им одежды, если они, согласно с обязательством, в надлежащее время доставят их в Семинарское Правление. 7. В свое время исходатайствовать ученикам Виноградову и Муравьеву по подорожной, на две лошади, с будущим, по казенной надобности, для проезда от Костромы до Сергиева посада, и выдать им для той же цели билеты из Семинарского Правления.

Докладывано:

2. В 9 статье журнала Семинарского Правления от 26 числа Июня сего 1854 года докладывано было предписание Правления Московской Духовной Академии (пост. 23 Июня) следующего содержания: Святейший Синод определением 29 минувшего Мая постановил: истребовать в состав XXI учебного курса здешней Академии, согласно предложению Академического Правления, между прочим двоих воспитанников из Костромской Семинарии. В следствие предложения г. Синодального Обер-Прокурора Пкадемическое Правление давая знать о таковом определении Святейшего Синода Семинарскому Правлению, предписывает ему, при избрании и отправлении воспитанников в Академию, в точности сообразоваться с существующими по сему предмету правилами, поручая при том объявить желающим поступить в Академию в качестве волонтеров воспитанникам (если окажутся таковые), что при незначительном числе остающихся для них вакансий, они будут испытываемы с особенною строгостию. В следствие сего Правление Семинарии определило: суждение о выборе воспитанников в состав XXI учебного курса Московской Духовной Академии отложить до окончания экзаменов.

Справка: 1. По случаю присылки в 1848 году Семинариями в состав нового курса Казанской Духовной Академии многих воспитанников, не достаточно подготовленных к слушанию Академического курса, Святейший Синод определением от 11 Февраля 1849 года, изображенным в отношении Духовно-Учебного Управления от 13 Мая того же 1849 года, постановил: а) тем Семинариям, которых воспитанники оказали не приемном испытании из числа 17 предметов недостаточные успехи в 9 и более предметах, поставить на вид, что представление столь малоуспешных Семинаристов высшее Духовно-Училищное Начальство относит к незаботливости ближайших Семинарских начальств о выборе в состав Академического курса отличнейших воспитанников, или же, в случае действительного неимения лучших против высланных ныне, к недостатку должного со стороны тех же начальств и наставников Семинарий наблюдения за успехами учеников в продолжение Семинарского курса и таковое опущение обязанностей предоставить местным начальствам и Академическому Правлению принимать в должное (исполнение) соображение при суждении о службе сих начальников и наставников; б., Семинариям, которых воспитанники оказались неуспешными в 5 и более до 8 предметах, поручить впредь при избрании воспитанников в Академию обращать более внимания на их благонадежность к прохождению высшего Академического курса; в., двум же Семинариям представившим в Академию воспитанников с лучшими против воспитанников всех прочих Семинарий успехами, объявить признательность начальства и г., вместе с сим поручить Академическим Правлениям, при каждом приеме в Академию семинаристов, представлять Начальству имянные списки их, с означением окзанных ими по каждому предмету успехов и с объяснением, из каких они семинарий, кто их родители и какие занимают сии последние места в епархиальной службе. 2. В отношении Духовно-Учебного Управления от 20 декабря 1844 года, относительно снабжения одеждою семинарских воспитанников, при отправлении их в Академии, для дальнейшего образования, изображены следующие правила, постановленные Святейшим Синодом: 1. назначенным к поступлению в Духовные Академии воспитанникам, при отправлении их из Семинарий, выдавать: три пары белья, одну хорошую, черную шелковую косынку, около 1 ½ аршина в разрезе, пару выростковых полусапожек и одни хорошие подтяжки с крепкими пружинами. 2. Что касается дл сюртука, брюк, жилета и шинели из темносерого сукна, которые, на основании определения бывшей Коммиссии духовных училищ полследовавшего в Июне 1837 года, выдавались прежде из Семинарий воспитанникам, назначаемым в Академии, то выдачу сих вещей отныне прекратить, предоставив постройку оных распоряжению духовных Академий. 3. На сей конец и должны Семинарские Правления высылать в Духовные Академии по тридцати четыре рубля двадцати восьми с половиной коп. Серебром на каждого воспитанника немедленно по отправлении их в Академии. 4. Сверх того, казеннокоштные воспитанники для дороги должны быть снабжены, по распоряжению Семинарских Правлений, тою самою одеждою, какую они носили в Семинариях, и в этой одежде они обязаны явиться в Академии; своекоштные же воспитанники, в случае назначения их в Академии, во время переезда, употребляют одежду свою собственную и 5. об отправленных в Академии казеннокоштных воспитанниках и о выданных им как для употребления в Академиях, так и в дороге вещах и одежде Семинарские Правления извещают Правления Академические немедленно, по отправлении воспитанников со всею подробностию. 3. Определением Святейшего Синода от 12 Ноября 1843 года, прописанным в отношении Духовно-Учебного Управления от 20 Января 1844 года, постановлено: предписать Семинарским Правлениям, чтобы, вместо назначенных определением Святейшего Синода от 14 Июня 1843 г. свидетельств о рождении и крещении воспитанников, доставляемы были в Академические Правления удостверения местных Консисторий, основанные на метрических книгах, каковые должны быть истребованы заблаговременно Семинарскими Правлениями из подлежащих Консисторий. 4. При отправлении воспитанников Семинарий в Духовные Академии, кроме означенных предметов, требуются: 1. медицинское свидетельство о состоянии здоровья воспитанников и 2. свидетельства или аттестаты об успехах и поведении их. 5. От Костромы до Сергиева Посада считается 275 ¼ верст. От Костромы до Ярославля, на расстоянии 98 ½ верст, платится по 1 ½ коп. за лошадь; от Ярославля до Сергиева Посада на расстоянии 176 ¾ верст, платитися по 2 ½ копеек за лошадь.

Рассуждено:

1. В состав XXI учебного Академического курса Московской Духовной Академии назначить учеников высшего отделения Костромской Семинарии 1-го класса Николая Соколова и 2-го класса Евгения Голубинского; потому что, при отлично хорошем воспитании и отличных способностях, они изо испытаний, произведенных в настоящем месяце, оказывали отличные пред другими учениками успехи во всех предметах семинарского образования, и во время испытания оказали себя лучшими сравнительно с прочими товарищами. 2. Отношением просить Костромскую Духовную Консисторию, чтобы она прислала в Семинарское Правление выписку из метрических книг о рождении и крещении сих учеников. В отношении прописать, при каких церквах служат, или служили родители означенных учеников, сколько лет от роду имеют сии ученики, присовокупив, что родители их, со времени поступления на должность, как известно Семинарскому Правлению, не переменяли места своей службы. 3. Врача Семинарской больницы, г. Инспектора Врачебной Управы Альбицкого просить, чтобы он освидетельствовал воспитанников, назначаемых в Духовную Академию, и донес Правлению Семинарии как о состоянии здоровья их, так и о том, была ли привита оспа. 4. Выписку из метрических книг и свидетельство врача, вместе с аттестатами Семинарского Правления об успехах в науках и поведении Соколова и Голубинского, препроводить в Правление Московской Духовной Академии в первых числах Августа настоящего года. 5. Вместе с тем отправить туда не экипировку означенных учеников шестьдесят восемь рублей пятьдесят семь копеек серебром, на каждого по 34 руб. 28 ½ коп., употребив на пересылку их по почте шестьдесят восемь и три четверти коп. серебром, и записав сии деньги расходом в статье по содержанию учеников одеждою. Правление Московской Духовной Академии просить, чтобы оно о получении этих денег благоволило уведомить Семинарское Правление. 6. По силе первого пункта правил, в 1844 году постановленных Святейшим Синодом, для соблюдения единообразия в распоряжениях относительно снабжения одеждою Семинарских воспитанников, при отправлении их в Академии, поручить сим журналом г. Эконому Семинарии изготовить для Соколова и Голубинского по три пары белья, по одной хорошей, черной, шолковой косынке, около 1 ½ аршина в разреза, по паре выростковых полусапожек и по одним хорошим подтяжкам с крепкими пружинами, с тем, чтобы г. Эконом все сии вещи, по освидетельствовании их в Семинарском Правлении, немедленно выдал означенным ученикам со взятием от них росписки в получении их, и об уплате за оные донес Правлению Семинарии. О снабжении означенными вещами Соколова и Голубинского донести Правлению Московской Духовной Академии, с присовокуплением, что сии ученики не получали от казны ни денежного пособия, ни казенной одежды. 7. В свое время, особым представлением просить Его Преосвященство об исходатайствовании у г. Начальника Губернии двух подорожных на имя Соколова и Голубинского, на две лошади, по казенной надобности, с будущим при каждом, для проезда от Костромы до Сергиева Посада. 8. При отправлении Соколова и Голубинского в Академию снабдить каждого из них билетом, для проезда в Сергиев Посад, и кому нибудь из них выдать маршрут с рассчетом денег, уплачиваемых на станциях. 9. На прогоны от Костромы до Сергиева Посада выдать каждому из них на две лошади по 11 руб. 79 ¼ коп. всего двадцать три рубля пятьдесят восемь с половиною коп. сверх того на путевое содержание выдать им, по 30 коп. на 50 верст каждому, всего по одному рублю шестидесяти пяти коп., двоим три рубля тридцать копеек. Все сии деньги записать расходом в статье содержание учеников пищею. В получении их взять от Соколова и Голубинского расписку.